Боязнь рабочей революции, восстания рабов современного общества, - это первородный грех русского революционера, сделавший тщетными его полувековые усилия разрушить всероссийскую тюрьму.
Конечно, не так уж просто разглядеть опасение каких бы то ни было восстаний в революционном движении, которое ознаменовалось // (с. 260) столькими геройскими подвигами самоотвержения, которое провозглашало борьбу со всей современной эксплуатацией. С первого взгляда покажется прямо невероятным открывать малодушие в движении Желябовых, в движении, проявившем столько мужества.
А всё-таки перед нами неоспоримый, требующий объяснения факт: тот же самый революционер, который на заре своей юности предпринимал грандиозный замысел пробудить Россию от её глубокого, векового, повсеместного сна; который для этого пробуждения совершал столь геройские подвиги.., ныне, когда, говоря его словами, Россия давно проснулась, когда сотни тысяч рабочего народа поднимаются смело на восстание, тот же революционер, «социалист» попросту пятится перед пожаром назад.
Социалистическая кличка, которую присвоило себе русское революционное движение, приводит наблюдателя a priori в некоторого рода религиозное по отношению к нему настроение, заставляет смотреть на него особыми глазами, как на небывалое до сих пор историческое течение. Но, повторяю, неумолимо всплывающий факт принуждает нас приподнять, закрывающий сущность движения, социалистический щит и посмотреть на него реальными глазами, как на обыкновенные исторические будни.
Вульгарная история говорит нам, что подвиги самоотвержения и мужества совершали люди с первых же дней их общественной жизни. И с того же отдалённого момента эта самоотверженность, пока она не достигла победы, всегда рекомендует себя и свои дела, как жертву в пользу всех ближних, в пользу всех человеческих существ. Но, достаточно ей одержать победу, низвергнуть гнёт, который несла она сама, и оказывается, что жертвы приносились исключительно в пользу очень незначительной среды, группы, класса, в пользу среды строго ограниченной. Оставшиеся порабощёнными испытывают от недавних «самоотверженных» борцов тот же самый зверский гнёт, что и от предыдущих властителей.
Бесчисленные примеры мужественнейшего самоотвержения представляет история патриотической борьбы за национальную независимость в Италии, Польше, у славянских народов Балканского полуострова и др. Общеизвестно, что самоотверженные патриоты, - как личности, так и целые слои общества, немедленно вслед за получением независимости, устраивают настоящие оргии грабежа и эксплуатации, как будто издеваясь над намвностью народных масс, поверивших, что борьба велась за свободу всех.
Вот эту-то мерку, обычную для исторических будней, факты заставляют применить и к анализу души русского революционера. Тогда социалистические, пролетарские и т.п. фразы перестанут нас обманывать // (с. 261) и затушёвывать прямой смысл этого «социалистического» движения.
То народное восстание, о котором на протяжении полувека мечтает русский революционер, которое он пытается вызвать путём своих величайших усилий, совершенно не похоже на то восстание, которое рабочие массы прошлым летом пытались распространить повсюду. Его восстание есть нечто отличное от рабочей революции, от революции рабов современного общества.
Восстание, которое пытался вызвать в году своей юности русский социалист, должно было быть обязательно крестьянское восстание. Оно должно было отнятую у помещиков землю передать крестьянам. Это восстание и в отношении элементов, приводимых в движение, и в отношении целей, поставленных движением, вышло бы по необходимости вполне тождественным с тем восстанием французских крестьян, которое во время великой революции сумело лишь упразднить средневековое господство феодалов, не ставя никакой помехи новому господству буржуазии.
Западно-европейское социалистическое учение, признав русский народнический социализм своим разветвлением, способствовало полному затемнению этой перспективы русского крестьянского восстания и закреплению за ним представления, как о движении социалистическом, направленном к полному уничтожению эксплуатации.
Русский революционер из этого обстоятельства хочет приобрести большой плюс в свою пользу: он де тот же самый социалист, который на Западе стремится упразднить классовое господство. Но с нашей точки зрения, это обстоятельство, т.е., так называемая социалистичность русского движения, ставит большой минус всему социалистическому учению истекшего столетия. Последнее, даже в лице своего наиболее критического течения – научного социализма, признало утопическое предприятие русского революционера вполне реальной и уместной социалистической попыткой.
Интеллигенция Франции, Германии, Австрии первой половины XIX столетия проявила в борьбе с феодалами и плутократами немало самоотвержения и мужества и так же, как русский революционер 70-х годов, клялась в том, что, с помощью своих социалистических планов немедленно прекратит капиталистическую тиранию. Но, увы! – неожиданно, поистине как гром с ясного неба, среди радужных мечтаний, окрылявших революционное движение 48-го года, случился факт, перед которым вся эта революционная интеллигенция, даже в своих наиболее крайних социалистических течениях, побледнела и опустила руки.
На священную «социальную республику», священную даже в глазах тогдашних революционеров и социалистов, делают нападение рабочие Парижа и показывают, что в этой священной демократии, в которой, // (с. 262) по уверениям социалистических учителей, должны найтись раньше или позже средства прекращения всяких общественных бедствий; что в этой священной демократии власть, вытекшая по всем видимостям из воли всех, из воли свободного народа, есть та же старая власть зверских эксплуататоров и грабителей.
Рабочие «национальных мастерских» - июньское восстание есть именно их дело - не были знакомы, как известно, ни с одной из многочисленных тогдашних социалистических систем: в их среде не было ни одного представителя тогдашних радикальных и революционных течений французского общества. Их чуждались все радикалы, как своего рода зубатовцев, которых хотели купить консерваторы учреждением общественных работ. Тем не менее, за свои требования они, как львы, дрались против бесчисленной армии, против национальной гвардии, против всего общества. Требовательность инсургентов как будто превосходила даже ожидания социалистических систем, хоть и требовали они очень простой вещи – дальнейшего обеспечения от голода, от безработицы.
Социалисты с началом революции провозгласили было «право на труд». Но требование июньских инсургентов – обеспечение от голода, от безработицы, могло быть по социалистическим планам достигнуто только после длинного ряда социалистических реформ, после многих лет «социалистического строительства», самое скорое, в первый день будущего социалистического рая. Такой же неуклонной претензии масс – немедленного обеспечения от голода, не ожидала ни одна социалистическая партия. Для удовлетворения июньских инсургентов не нашлось, таким образом, никакого рецепта, никакого средства даже в социалистических арсеналах. А, между тем, требование это было так просто – обеспечение от безработицы, от голодной смерти! Инсургенты отказ в этом требовании сочли столь возмутительным, что в борьбе своей проявили неслыханное, не обнаружившееся ни в одном из других восстаний, упорство, ожесточение, решимость драться буквально до последнего издыхания.
Непреклонная требовательность июньских инсургентов, не считающаяся даже с социалистическими путями, расчётами и планами; их полная оторванность от каких-либо определённых общественных течений и систем, поражающая все эти системы простой формулировкой самых элементарных потребностей и обнаруживающая беспомощность и утопичность самых смелых, казалось, социалистических планов; наконец удивительное, непонятное геройское упорство в защите своих претензий, - все эти черты восстания, не только чуждые, но прямо таинственные для радикального общества и его реформаторов; - весь этот четырёхдневный отчаянный мятеж рабов общества навёл ужас не только на правительства, не только на прогрессивные либеральные партии, // (с. 263) но даже на революционные до того времени слои общества, на социалистические течения.
С той поры перестали рождаться в среде образованных обществ цивилизованного мира Мараты, нападавшие и направлявшие на власть всё отчаяние голодных масс. С этого момента революционер занят уже не столько агитацией возмущения масс, сколько выработкой надёжных предохранительных клапанов, оберегающих цивилизованный мир от повторения грозного восстания рабов. Это и делают на протяжении всей дальнейшей истории агитаторы-социалдемократы, научные социалисты, первая забота которых убедить массы в «неподготовленности», внушить им необходимость «терпеливого ожидания».
Июньское восстание – это знаменательнейшее событие целого века; всякий политик, всякий «мыслитель-революционер» пытается замолчать его; но оно неумолимо всплывает в их памяти при каждом т.н. стихийном взрыве рабочих масс, при каждом массовом возмущении пролетариата.
Известно, как глубоко были поражены июньским восстанием оба родоначальника русского народнического социализма, Герцен и Чернышевский; как пристально всматривались они в это событие, желая разгадать полный его смысл. И наряду с глубокой потребностью всего передового общества в обуздании всероссийской азиатской власти и коренном преобразовании всего государственного строя; наряду с этой потребностью, которую они так сильно отражали своей деятельностью, у них возникла столь же сильная потребность предохранить свою родину от «язвы пролетариатства», как выражался ещё Чернышевский. И чем глубже, грандиознее представлялся им предстоящий России общественный переворот, тем прочнее, надёжнее должен быть и тот предохранительный клапан безопасности, куда можно было бы удалять все разгоревшиеся, во время социальной революции, страсти миллионов русских рабов.
Вдохновлённые теориями западно-европейского социализма, - это обстоятельство мне в особенности хотелось бы здесь подчеркнуть – родоначальники русского социализма, как известно, нашли этот клапан в виде сельской общины. Первобытный русский коммунизм был сделан основою, его развитие – целью революционного движения в России. Благодаря этому, развитие социальной революции в России становится уже не прямым движением вперёд, в неведомые, опасные глубины социального переворота, революции рабов современного общества. Это несомненно и движение назад к тихой пристани родного коммунизма, к безопасным, вековым отечественным устоям. Социальный вопрос, говорит один из представителей русского социализма – Михайловский, есть вопрос революционный на Западе; у нас, где производитель ещё не // (с. 264) отделён от своих средств производства – земли, это вопрос консервативный.
С безопасным клапаном в руках русский революционер мог распинаться, как самый красный в Европе социалист, мог провозглашать «полное уничтожение частной собственности», «полное уничтожение государства»; мог объявлять себя крайним анархистом, который /по Бакунину/ разрушает всё буржуазное – от министерских канцелярий до университетов. Он делал всё это безбоязненно, ибо первое слово его программы было для него превосходным щитом. Говоря: в России нет, не будет и не надо пролетария, - первый пунки программы тем самым говорил: - в России нет, не будет и не надо пролетарских бунтов, пролетарской революции.
Такой вывод не только дозволительно сделать; такой вывод действительно сделали в последующую эпоху те из русских социалистов, которые старались остаться верными старым традициям. Когда рабочие бунты, волнения, совершенно пренебрегая народническими формулами, стали учащаться и разрастаться; когда более умные революционеры призадумались над тем, как приспособить эти волнения к «революционным» потребностям родины», старый русский социализм прежде всего глубоко обеспокоился, что слишком много уделяется внимания пролетарию, причём, пожалуй, не останется совсем места на для какой революции, кроме пролетарской. Первой заботой его было тогда (да ещё и теперь она не исчезла) убедить всех и каждого в маловажности рабочих волнений, в их ничтожном значении для такой малопромышленной страны, как России.
В настоящее время старый русский социализм, со всеми своими заботами предохранения отечества от пролетарских опасностей, в значительной мере успокоен и удовлетворён своим наследником, соц.-д.-ией. Эта последняя, как выяснилось и установилось окончательно, никогда не думала готовить своим соотечественникам такой неприятной для них неожиданности, как пролетарская революция в современной России. Она не изменник общенациональным интересам отечества и идеалам старого социализма. Напротив, со своими рабочими батальонами, она, по её собственному признанию, - лучший реализатор заветов славного наследства. Важнейший пункт этого завещания, как мы видели, есть предохранение отечества от восстания современных рабов. И этот пункт соц.-д.-ия выполняет безупречно.
Все доводы народников в пользу невозможности в России капитализма и пролетарского движения, -русская соц.-д.-ия применила к доказательству недоразвития капитализма, невозможности пролетарского восстания, без предварительного осуществления рабочими «общенациональных задач и идеалов». Невозможностьпролетарской революции в // (с. 265) современной России доказывается соц.-д.-ией вовсе не хуже, чем старым русским социализмом. Клапан безопасности, предохраняющий современную Россию от такой беды, лишь европеизирован соц.-д.-ами, но он не менее надёжен, и даже, как стараются разъяснить сами его строители, далеко лучше старого.
Первое слово старого русского социализма гласило: восставший русский народ найдёт своё спасение в развитии вековых коммунистических устоев своей жизни.
Первое слово европеизированного русского социализма говорит: восставший пролетариат найдёт путь к своему спасению в конституционном государстве. Раньше, чем приступить к собственной революции, пролетариат должен совершить революцию буржуазную; раньше, чем освободить себя, он должен освободить другие непролетарские классы, вместе с ним страдающие от гнёта самодержавной власти. Это первый пункт того «чисто пролетарского» «классового сознания», привить которое некультурным русским рабочим берётся русский социалист нашего времени. В виде рабочих батальонов, глубоко и непоколебимо проникнутых такого рода сознанием, соц.-дем.-тия даёт передовому обществу надёжную гарантию того, что предстоящий государственный переворот и обновление русского государства, благодаря конституционным благам, произойдёт без тех неприятных конфликтов, которые сопровождали освобождение западно-европейской буржуазии.