[…]

Так завершился первый и немаловажный этап борьбы за завоевание железнодорожников. Районный Совет [депутатов Железнодорожного узла] фактически стал большевистским.

Эсеры и меньшевики из Московского Совета [рабочих и солдатских депутатов] решили воспрепятствовать этому. Меньшевики направили в районный Совет своего инструктора, а от эсеров заявился некто Климин[1], представившийся «старым революционером и каторжанином». Но и «каторжанин», несмотря на свой устрашающий вид: буйную растрёпанную бородищу и мечущий молнии взгляд, сделать уже ничего не смог. Совет, захваченный большевиками, перешёл от краснобайства к конкретной защите интересов железнодорожных рабочих, требуя от Министерства путей сообщения увеличения оплаты труда, решения продовольственного вопроса и т[ак] д[алее].

Простота, ясность, доступность агитации, проводимой большевиками, создавали им всё более прочные позиции среди рабочих Московского железнодорожного узла — крупнейшего в России (он был как бы перекрёстком 11 дорог). И в конце концов вышло так, что именно Железнодорожный районный Совет стал опорным пунктом борьбы большевиков с пресловутым Викжелем.

По существу, первое столкновение организаций Железнодорожного района Москвы с Викжелем произошло сразу же после его образования.

Дело было так. Учредительный съезд принял решение взимать с каждого железнодорожника один процент жалованья в пользу Викжеля. И «изъятие» этого процента проходило чисто механически: прямо через бухгалтерии железных дорог.

А рабочие Московского узла платить этот процент не хотели, и правление профсоюза мастеровых и рабочих было за открытое объявление войны Викжелю. «Не платить взносов, и точка, — бушевали члены правления. — Соберём митинги, проголосуем за то, чтобы не платить членских взносов, и тем самым нанесём удар Викжелю извне».

Пятницкий был другого мнения. Прежде чем нанести решающий удар, считал он, надо во всей России, а не только в одном городе создать опору в лице союза мастеровых и рабочих. А до этого следует войти во все // (с. 173) организации Викжеля на местах и работать в них засучив рукава, приобретая влияние на широкие массы железнодорожников. Поэтому нет смысла начинать войну из-за этого самого одного процента. Чёрт с ними, пусть подавятся!

Итак, на большевистском активе Железнодорожного района обсуждались два предложения: Амосова — надо бить по Викжелю извне, бить немедленно, и Пятницкого— применить тактику взрывания Викжеля изнутри. Актив огромным большинством поддержал Пятницкого, и надо сказать, что и Амосов со своими единомышленниками энергично взялись за прокладывание замаскированного бикфордова шнура внутри всех организаций Викжеля.

Одним из первых тактических ударов, направленных против «всевластия» Викжеля, стала подготовка съезда для создания Всероссийского союза мастеровых и рабочих. В Петрограде такой профсоюз был уже организован, в Москве к этому шло. И в сентябре 1917 года в Москве, в помещении Викжеля, было проведено заседание организационного бюро по созыву предстоящего съезда. От профсоюза железнодорожников Московского узла в эту пятёрку входили Пятницкий и Амосов, от петроградцев — Ананичев и Гаврилов и непосредственно от викжелевского руководства — рабочий Анюточкин (позже его заменил Вомпе, а перед самым съездом — Бальбатов. И Вомпе и Бальбатов — большевики[2]).

Организационное бюро действовало слаженно и энергично. Уже на втором его заседании были определены и срок созыва съезда, и место, и порядок выборов делегатов. Обо всём этом через аппарат Викжеля даны были обстоятельные телеграммы по всей сети российских железных дорог. Так, о сём не ведая, Викжель уподобился Сатурну, породившему на свою погибель Юпитера.

Однако события чрезвычайной важности — Октябрьское восстание в Петрограде и Москве — отодвинули срок созыва съезда на 10 декабря, и открылся он не в Москве, а в Петрограде.

А пока Железнодорожный район стал одним из действующих — и очень активно! — персонажей героической эпопеи под названием Октябрьские дни в Москве.

Пятницкий за долгие годы своей партийной деятельности слишком хорошо изучил как лидеров, так и средних // (с. 174) функционеров меньшевиков и эсеров, чтобы хоть на минуту усомниться в той контрреволюционной позиции, которую должен был занять Викжель. Но и его поразили наглость и самоуверенность этих «генералов» железнодорожной державы, полагающих, что им удастся поставить на колени победивший трудовой народ только потому, что они контролировали — так им казалось! — все магистрали, перерезающие Россию вдоль и поперек.

Надо было как можно скорее показать, что они только «генералы», не имеющие за собой армии, убедить сотни тысяч железнодорожных мастеровых и рабочих, что их «генералы» мало чем отличаются от Красновых и Корниловых, надо было сделать всё возможное и невозможное для того, чтобы все семафоры поднялись и вспыхнули спокойным зелёным светом, открывая путь Октябрьской революции.

Да, нужен был зелёный, и Пятницкий вместе с товарищами из Железнодорожного района делал всё, чтобы он наконец загорелся.

Викжель, ультиматум которого был отвергнут Центральным Комитетом партии, всё ещё пытался противодействовать молодой Советской власти. С этой целью на 20 декабря[3] назначен был Чрезвычайный съезд всех железнодорожников. Ничего хорошего ждать от этого съезда не приходилось. Корпоративные союзы и союзики объединяли главным образом реакционные элементы от меньшевиков и эсеров до черносотенцев, ратующих за восстановление «помазанника божьего» из дома Романовых.

Надо было создать крепко организованную, противоборствующую силу, которая смогла бы вмешаться в ход работы Чрезвычайного съезда.

Вот почему Пятницкий настоял, чтобы созвать Всероссийский съезд мастеровых и рабочих незадолго до открытия Чрезвычайного съезда, то есть 10 декабря[4].

Пятницкий, выдвинутый большевистской фракцией делегатов Московского узла в председатели съезда, приехал в Петроград 11 декабря. Из 300 делегатов по крайней мере четыре пятых принадлежали к большевикам. Левых эсеров насчитывалось всего лишь около тридцати, да столько же меньшевиков, преимущественно «новожизненцев».

Под руководством Пятницкого съезд работал дружно // (с. 175) и целеустремлённо. Безоговорочно осудив позицию, занятую Викжелем, съезд принял устав, избрал правление союза и направил на общий Чрезвычайный съезд всех железнодорожников свою делегацию в составе 78 человек, представлявших 390 тысяч рабочих и мастеровых со всех дорог России. Эта группа, спаянная и сплочённая едиными классовыми интересами, точно знающая, чего она хочет, вошла в аморфную разобщённую среду делегатов съезда, как раскалённый нож в масло.

Руководство Викжеля, пригласившее на [Общежелезнодорожный] съезд лидеров всех партий, потерпевших сокрушительные поражения в дни Октября: Чернова, Церетели, Чайковского, Мартынова и многих других, пыталось ещё раз дать бой большевикам и Советскому правительству.

Поимённым голосованием, применяя всякого рода недозволенные махинации (дав, например, право голосовать всем членам Викжеля, не избранным на съезд), заправилы Викжеля добились того, что большинством в двенадцать голосов съезд высказался за Учредительное собрание, то есть против власти Советов.

Тотчас же по опубликовании результатов голосования все большевики, а за ними левые эсеры и часть «новожизненцев» покинули съезд и на другой день объявили себя Чрезвычайным съездом[5].

По существу, песенка Викжеля была уже спета. Потеряв влияние на широкие массы, его руководители окопались в мелких корпоративных профсоюзах и родили ещё одну пустопорожнюю надстройку — федеративный совет под названием «Всепрофжель»[6].

А тем временем новый Чрезвычайный съезд работал спокойно и плодотворно. Он принял новый тариф заработной платы, утверждённый Советским правительством, разработал положение об органах на железных дорогах и избрал свой центральный орган — Викжедор, то есть Всероссийский исполнительный комитет железнодорожников. По существовавшей тогда структуре именно Викжедору предоставлялось право выделить коллегию НКПС[7] и народного комиссара путей сообщения, которые были потом утверждены Совнаркомом.

Одним из руководителей Викжедора стал Осип Пятницкий — в последующем председатель Объединённого профсоюза железнодорожников.

Вот как получилось, что спустя два месяца после // (с. 176) установления Советской власти на всех железных дорогах республики для неё зажёгся зелёный свет.

Вспоминая о сумасшедших днях, полных страстных споров и разного рода тактических приёмов, Пятницкий спустя несколько лет писал: «Некоторых активных членов из бюро фракции большевиков Чрезвычайного съезда сильно волновало то обстоятельство, что нам не удалось получить большинство на съезде и что мы не дотянули ещё на 12 голосов — тогда не было бы раскола, ибо с.-р.[8], и меньшевики, и другие, будучи в меньшинстве, не ушли бы. Достигнуть мы могли бы этого, ибо, несмотря на то, что во фракции была довольно строгая дисциплина, кое-кто во время бесконечных дискуссий отправился домой за провизией и бельём (делегаты двух съездов провели в Питере почти два месяца), таким образом, конечно, кое-кто при голосовании отсутствовал[9]. Я тогда не жалел об этом и теперь, спустя 5 лет, вижу, что жалеть не о чем было, ибо если бы тогда, в послеоктябрьские дни, нашей партии не удалось бы определённо и ясно по вопросу о пролетарской диктатуре противопоставить пролетарские элементы буржуазным и мелкобуржуазным элементам на железных дорогах, то после это было бы очень трудно сделать, как показывает опыт Германии и Америки, где и по сей день имеются такие же союзы отдельных служб, как это было у нас в эпоху Керенского».

Викжель, Викжедор, Всепрофжель... В этих скрежещущих металлом названиях как бы слышится отзвук скрещивающихся клинков...

В статьях и воспоминаниях О. Пятницкого в предельно сжатой форме повествуется лишь о самом главном — событиях и явлениях, порой бурных и стихийных, вправляемых в необходимое русло могучей волей Коммунистической партии. И только вскользь, предельно скупо упоминает он о своем участии в этих событиях. Поэтому о многом мы можем только догадываться, исходя из логики событий и пользуясь свидетельствами немногих оставшихся в живых товарищей и соратников Пятницкого.

М. Черняк отмечает, что характерной для Пятницкого была линия на связь с массами, с отдельными рабочими, с отдельными беспартийными, на всех дорогах везде были партийные организаторы. Не было уголка на железной дороге, куда не проникали большевики.

// (с. 177) Так вот, создание Викжедора, чему Пятницкий отдал много сил и энергии, было, понятно, временной мерой, скорее даже пробным камнем на пути дальнейшей организации железнодорожников. И Пятницкий отлично это понимал. Викжедор, похоронивший реакционный Викжель, что само по себе являлось огромнейшим успехом, превратился в довольно странный орган, совмещавший функции и Военно-революционного комитета, и профсоюзов и действовавший параллельно с Народным Комиссариатом путей сообщения, сплошь и рядом подменяя его не только в политической, но и во всей административной деятельности на железнодорожном транспорте. Начались трения, неувязки и даже борьба самолюбий.

[…]