(Очерк истории Сухоно-Двинской братии носников / речных лоцманов во 2-й половине 17 века) Этой невероятной истории больше трёх веков. Она о том, как объединение в союз может дать огромную силу, а заодно – гибельное искушение этой силой злоупотребить.

О золотом веке Поморья

Россия 17 столетия странно походила на человека, чешущего ухо через голову. Наша торговля с Европой в те годы шла не через балтийские порты Польши и Швеции, что было бы естественно, а вкруговую, через Архангельск. Стремясь закрепить собственный выход к морю, Цари поощряли купцов, плывших в Россию северными маршрутами, и в то же время пошлинами и полицейскими рогатками осложняли жизнь иноземных «гостей», проникавших в страну через Новгород.

Не удивительно, что 3/4 всего внешнего товарооборота страны оттягивал на себя Архангельск. От него внутрь России торговый путь шёл по рекам Северная Двина и Сухона. Здесь же, на Сухоне, он встречался с Сибирским путём, по которому за Урал двигались тысячи переселенцев, а из бескрайних восточных просторов встречным потоком поступала пушнина.

Вот как получилось, что сухонские города Устюг Великий и Тотьма, лежавшие на соединении Северного и Сибирского путей, пережили в ту эпоху расцвет, не повторившийся для них больше никогда. Устюг был не только центром уезда (аналог современной губернии) и важнейшим рынком русского Поморья. По числу жителей, размерам кузнечного ремесла и богатству он превосходил любой город Севера, даже Архангельск с Холмогорами. Его иконописцы, часовые мастера и серебряники славились по всей державе. Широко развернулось здесь храмовое зодчество, и всё теснее вставали вдоль берега деревянные и каменные храмы, заслоняя собою гостиный Немчинов двор, огромные склады и другие здания. В Тотьме, главном поставщике соли и хмеля, также было крупное торжище, тоже сидел воевода, а в уезде помещался центр судостроения Сухоно-Двинского пути. В общем, здесь кипела жизнь, колесо торговых операций вертелось безостановочно, зимой скрипел санный путь, а всю навигацию, с апреля по октябрь, кормила устюжан и тотемцев река-матушка.

Сухона река коварная. Весной полноводная, она рвёт береговой крутояр, заливает пойменные луга, скрывая русло; летом, узкая и каменистая, пугает отмелями и подводными камнями. Проводка судов по Сухоне слыла делом опасным, и речные лоцманы – по-старому «носники» или «носовщики» – ценились на вес золота.

О ремесле носников

Внешне работа носовщика была нехитрой: стой себе на носу дощаника или каюка, проверяй палкой с пяденями глубину да покрикивай кормщику, куда править. Но каких это требовало опыта, самообладания, глазомера, сноровки, интуиции, мы можем лишь догадываться – не бывать нам в шкуре лоцмана. Если же добавить, что за благополучие судна и груза носник отвечал своими имуществом, здоровьем и свободой (кабальное рабство или острог), то станет ясно, почему на изменчивой Сухоне носники ведали проводкой каждый по своему малому участку, который должны были знать досконально.

Занимались носничеством вольные посадские и уездные люди. Числом профессия была невелика, между Тотьмой и Устюгом всего-то человек 50-70. (Но и сегодня, скажем, Питерский порт обслуживает лишь сотня лоцманов.) Заработки, также традиционно, были велики: где-то на порядок выше, чем у основной массы наёмных работников. В 17 веке последние, не гнушаясь любой работой и трудясь как пчёлки, еле сводили концы с концами. Годовое жалованье в 10-20 рублей, получаемое государственными служащими вроде дьяков и подьячих, считалось «жирным». Ещё бы, ведь 5 рублей стоил невольник-татарчонок! Носник мог заработать едва ли не больше дьяка, причём за сезон. Этих денег хватало на безбедную жизнь,так что подрабатывать в свободное от основного занятия время не было нужды.

О найме и конфликтах

С работодателем отношения строились так. Частнику: купцу или судопромышленнику – носник давал «поручную запись» с основными условиями найма: где и как проведу дощаник, сколько денег и когда за это получу. Гарантами исполнения им своих обязанностей выступали двое его товарищей. На Государевой службе составлялась схожая по форме «память». Оба документа определяли подчинённое положение носника во время исполнения трудовой функции по договору, т.е. не хозяйственные (подряд), а трудовые (найм) отношения. Последние же в старой доброй России были далеки от идеала. Например, в 1632 году устюжанин Фома Брюхов долго ходил «до ямских старост в приказ», безуспешно пытаясь получить плату за проводку Царского судна. В 1636 году тотемского носника Василия Никифорова Власьева обманули, избили и ограбили купцы. Купеческий произвол вообще был нередок, так что в 1639-м воевода Устюга Михайло Иванович Спешнев специально запрашивал Устюжскую четверть (московский приказ, ведавший делами Поморья), судить ли ему «торговых гостей» по жалобам носников и других работных людей.

Но хоть остёр топор, да пень зубаст: не были кроткими агнцами и носники. Как-то везли Государевы люди «питейную казну» из Архангельска в Москву. Холмогорский носник Осип Антипин запросил за проводку столь важного груза от Ягрыша до Устюга 15 рублей, то есть более чем вдвое. На указание, «что столь дорого таков наём не ведётца», Антипин снизил плату до 7 рублей, но «иным носовщиком в Ягрыше загрозил, чтобы они дешево не наймывались». Другой случай из этого ряда: в 1629 году устюжские носники Фёдор Парфеньев Гладыш и Иван Иванов Опара сговорились с матросами и посадили на мель два судна Соловецкого монастыря – это, кстати, самая ранняя известная мне стачка на Руси.

А где-то в начале 1650-х произошло особенно острое столкновение. Обстоятельства его неясны. Известно лишь, что в конфликт вмешался воевода Устюга или Тотьмы, арестовав и посадив в острог кого-то из носовщиков. Происшествие возмутило всех его нижнесухонских коллег. И начались в Поморье чудеса.

О чудесах

15 марта 1653 года, как раз перед началом навигации, 20 главнейших носников Сухонского района во главе с Юрием Тихоновым Баевым собрались в Тотьме. Они всегда так делали, заранее распределяя между собой участки реки и устанавливая тарифы. Но на сей раз собрание оформило письменное «полюбовное» соглашение с целью «промеж собою в судовом деле друг за друга стоять и не подавать (т.е. не поддаваться. – В.Б.) ни в чём». Если воеводы «не по делу станут в тюрьму садить на Тотьме и на Устюге», отмечалось в договоре, то «нам, носникам, друг за друга стоять и стоять за един человек, и в обиду не давать, и Государю бити челом; и нам, носникам, докахмест (пока. – В.Б.) не выпустят ис тюрьмы, на судах не ходить, ни плавать».

«А буде который из нас, носников, не станет друг за друга стоять и [...] почнёт на судах ходить и плавать, в кою пору носники в тюрьме сидят, и [тогда] на нём взять в братью 50 рублев денег. А в те поры Государевых казенных судов нам, носникам, не держать ни вниз, ни вверх, и своие братьи носников [не] отпущати на те казённые суды на Меженские на осенние, опричь вешних (т.е. кроме весенних. – В.Б.) сплавок, ладей и дощаников, которые с хлебом и с иным товаром поплывут в весну».

Этот документ фиксировал образование братии (так называлась в допетровской России одна из форм профдвижения), относился к разряду «одиначных записей» – то же, что современный гражданско-правовой договор – и, видимо, признавался властями. Так, летом 1655 года тотемские носники во главе с Василием Ивановым Поповым силой сняли своего товарища Якова Степанова Жукова с дощаника голландского купца Вахромея Петрова. Купец пожаловался на носников воеводе Кузьме Трусову. Носники же подали воеводе челобитную на Жукова, он-де нарушил их «запись». Трусов потребовал положить запись «перед себя в съезжей избе», но получил отказ: Попов должен был получить на то разрешение от «своея братьи», которая могла собраться лишь к зиме. И тут, удивительное дело, вместо скорой расправы над носниками воевода запросил Москву: как же быть? Должно быть, он не решился вступить в конфликт с братией и тем поставить под угрозу всю северную торговлю, которой русская казна была обязана каждым 8-м рублем дохода. Следствие перешло в Устюжскую четверть, куда позже носовщики отправили и свою «запись». Увы, следственные материалы сохранились лишь частично, и решение Москвы нам неизвестно. Но мы можем о нем догадаться.

Как раз в 1653-54 годах вновь обострилась борьба между иностранным и русским купечеством. В тот момент Царь поддержал своих купцов. Видимо, именно благодаря удачной конъюнктуре носники выиграли тяжбу с иноземцем, получив таким образом в глазах местных властей карт-бланш для своих дальнейших действий. И верно, после дела Жукова – Петрова наши герои не только сохранили, но даже расширили свою организацию.

Скоро Василий Попов «со-товарищи» заключили «заручный приговор» с носниками Архипа Васильева с Северной Двины. Суть его заключалась в установлении «запорной ряды» или минимального тарифа проводки судов. В последующие годы братия увеличила его вдесятеро.

О чувстве меры

Нет нужды говорить, что столь резкие изменения в положении труда носников больно ударили по интересам торговых людей. Они жаловались воеводам, но безрезультатно. Наоборот, если теперь купцы пользовались услугами дешёвых посторонних носников, братия запросто снимала чужаков с кораблей и – не без помощи воевод! – засаживала в острог. Суда же упрямых купцов братия по нескольку дней держала у пристани, отпуская затем для их проводки «худых носников и пропойцов». Наконец, носовщики добились, чтобы вся «запорная цена» выплачивалась им вперёд, причём без всяких расписок; также перестали они давать и «поручные записи», по которым должны были нести ответственность за суда.

Отчаявшиеся купцы Москвы и других городов, а также судопромышленники Вологды подали челобитную Царю Алексею Михайловичу. Они подробно рассказали об «озорничестве» братии, завершив впечатляющую картину описанием последних новшеств. Сухонские носники, жаловались челобитчики, стали облагать их сверхплановыми, т.е. не оговорёнными соглашением братии, «посулами»: «со всякого судна по 2 рубли и по 3, да по ведру вина». А в довершение всего «Васька Попов с товарыщи похваляютца с тех наших сплавных суднишек имать рублев по 50-ти и по штидесяти», т.е. поднять расценки ещё вдвое. Ничего себе! Иное «суднишко» везло товару всего на 400-500 рублей, а тут такой грабеж. Это же конец северной торговле!

Бесспорно, братия зарвалась, и по её деяниям Устюжская четверть 8 марта 1668 года открыла следствие. Думной дьяк Г.Дохтуров начинал его с намерением подготовить Царский указ, чтобы носникам «впредь так воровать было неповадно», для чего воеводы Устюга и Тотьмы должны были бы носникам «потаки [не] чинить, а велеть наймоватца у них (т.е. купцов. – В.Б.) повольною ценою, а не заговорною, против прошлых годов, и в тех сплавках тем носникам давать им (купцам) записи».

Что было дальше, никому неведомо, так как от следственного дела Дохтурова остались, к сожалению, только кусочки. Но вот что интересно. Для архангельской таможни – а значит, и для северной торговли – 1667 год, на который падает расцвет братии носников, оказался самым низкодоходным с 1655 года, когда борьба с иноземным купечеством плавно перешла в войну со Швецией. Зато уже в летнюю навигацию 1668 года доход таможни по сравнению с предыдущим годом вырос сразу на 30%, что беспрецедентно для всей третьей четверти 17 века.

Потому я и думаю, что следствие закончилось быстро, Царёв указ вышел однозначный и суровый, а братишек носников, опасных для торговли не меньше армий неприятеля, прижали к ногтю в том же 1668 году.

О братии

Что же представляла собою организация сухоно-двинских лоцманов? Она была направлена против работодателя, охватывая исключительно вопросы ремесла («судового дела»): минимальный тариф, принцип закрытого цеха, совместная защита товарищей, стачка и снятие с работ, штрафы со штрейкбрехеров. Братия носила постоянный характер: имела кассу и «сходной двор», конституировалась официальными бессрочными соглашениями между носниками – а это зародыш устава, имела специальных представителей в сношениях с властями. До классического цеха она, кажется, не дотягивала ввиду отсутствия двух условий: 1) официально закрепленной за организацией монополии на ремесло и 2) наличия в братии мастеров, т.е. лиц, эксплуатировавших наёмный труд сотоварищей.

Итак, на языке вертится одно слово, которым можно было бы назвать объединение носовщиков – профсоюз. В 17 веке по всему миру организации вроде Сухоно-Двинской братии носников были ещё явлением исключительно редким, этаким чудом человеческим. Впрочем, Россия страна чудес. Вы разве этого не знали?

В.Большаков

(Опубликовано в газете «Солидарность» в 2002 году)