Статья посвящена 100-летию легализации российскими властями массового рабочего движения в Москве (1901 год), прозванного впоследствии "зубатовщиной".

История московской зубатовщины не написана до сих пор. Я имею ввиду не «приключения идеи» по В.Кавторину, не очерки её теоретического «разгрома» тов. Лениным и не полицейскую биографию С.Зубатова. Нет. Я говорю о широких организациях фабрично-заводских рабочих столицы, за которыми прочно утвердилось название «зубатовских». Увы, массовому читателю известно о них очень мало, да и то - в однобоких трактовках революционной литературы тех лет либо докладов г. Зубатова по начальству. И те и другие приписывали зубатовскому движению почти исключительно охранительно-полицейскую роль.

В результате и современники, и потомки упорно отказывались признавать в зубатовских обществах профсоюзы. По каким основаниям? Рассмотрим их одно за другим.

Организационная неоформленность

Это заблуждение было распространено в раннесоветской историографии. К 1905 году все 9 известных мне зубатовских Обществ взаимного вспомоществования рабочих Москвы имели зарегистрированные уставы, права юридического лица, регулярные собрания, выборные правления, сборы взносов, счета в Госбанке. Все они имели более стройную организацию, чем многие профсоюзы в межреволюционный период (тогда их называли «профессиональными обществами») и огромное большинство профсоюзов, возникших в 1905 и 1917 годах и не являвшихся юридическими лицами.

Смешанное членство (рабочие вместе с хозяевами)

Упрёк, основанный на незнании истинного положения вещей. По типовому уставу^[1], в зубатовских обществах существовали три категории членов: действительные члены (только рабочие титульного производства), члены-соревнователи (сочувствующие и содействующие обществу) и почётные члены (оказавшие обществу особо крупные услуги). Последние две категории не могли участвовать в собраниях действительных членов (§ 57 устава), то есть не обладали ни решающим, ни даже совещательным голосом.

Институт почётного членства существует в профсоюзах Великобритании. Странно, но все продолжают их считать профсоюзами.

Незначительная численность

Революционеры неоднократно отмечали, что полицейский душок отталкивал рабочих от зубатовских организаций, а профсоюзы-де – это массовые пролетарские организации. Вероятно, по традиции, занижать численность зубатовцев принято до сих пор. Так, А.Петров в «Отечественной энциклопедии» (1995 год) определяет их количество всего лишь в 1800 человек.

Однако в старой периодике и раннесоветской литературе встречаются несколько бОльшие цифры. Так, у механических рабочих было организовано до 2000 человек (1902 год), у пуговичников – 1500 (1903 год), у текстилей – 1300  (1904 год) и так далее.  О размахе деятельности говорят также следующие факты: у механиков было 8 районных отделов, у текстилей 10, пуговичники объединили рабочих пяти предприятий, а кондитеры уже к моменту регистрации своего Общества охватили фабрики Абрикосова, Динг, Елисеевых, Реномэ, Сиу, Трамбле, Флей, Чистякова.

Итого рабочих, организованных Советом рабочих города Москвы – высшим зубатовским представительным органом – было примерно 6-8 тысяч человек. Общее число прошедших через собрания мастеровых и фабричных можно увеличить минимум вдвое. В массовых же акциях, устраиваемых зубатовцами в 1902-05 годах, участвовали многие десятки тысяч москвичей.

Отсутствие профсоюзной деятельности

Уставная цель зубатовских обществ заключалась в «оказывании помощи своим действительным членам и их семейстам» (§ 4), при этом никакого запрета на профсоюзные действия типовой устав не содержал. При расширительном толковании это могло означать переговоры с работодателем от имени своих членов, стачки и т.п.

И действительно, зубатовцы подавали жалобы в полицию и Фабричную инспекцию (то же, что современная Рострудинспекция), требования фабрикантам, вели с последними переговоры, предъявляли к ним иски в суды, организовывали стачки, пикеты, петиционные кампании. Кроме того, они выдавали пособия членам и их семьям (по болезни, по безработице, жёнам фронтовиков), выполняли функции биржи труда, занимались потребкооперацией и культурно-просветительной работой (лекции и духовные чтения, праздничные вечера и богослужения). В общем, они действовали как заправские профсоюзы.

Рабочие это прекрасно чувствовали. Вот Ф.Сухачев поступил на фабрику и интересуется зубатовским Обществом кондитеров. «Для чего этот союз?» – спрашивает он у старшего товарища. Тот отвечает: «Чтобы вести борьбу с фабрикантами.» Ни больше – ни меньше.

Вот И.Лидванский с металлического завода Ю.Гужона рассказывает: «Работа зубатовцев даром не прошла, и кой-кто из рабочих попался на их удочку. То один, то другой цех предъявляли различные требования: уменьшения рабочего дня, увеличения расценки, а также вежливого обращения заведующих с рабочими, кипяченой воды» и т.п.

Вот С.Комиссаров пришёл с женою на собрание Общества текстилей. Начался сбор денег, и муж объясняет жене: это сдаются членские взносы на случай забастовки (воспоминания И.Комиссаровой).

Что ещё нужно, чтобы получить право называться профсоюзом?

Финансирование хозяевами и властями

Здесь мы переходим от формальных признаков к содержательным, обсуждение которых требует более подробной аргументации и примеров.

Жизнь не ресторан, где правило: кто платит, тот и заказывает музыку – работает всегда. Все без исключения крупные российские революционные партии финансировались сочувствующими промышленниками, помещиками и чиновниками, блестяще опровергая при этом упомянутую пословицу. Почему же должен быть покрыт презрением профсоюз, если предприниматель сделал взнос в его кассу? Организацию это ни к чему не обязывает. Для наглядности приведу пример из жизни зубатовского Общества текстилей.

Хозяин гигантской Трёхгорной мануфактуры Н.Прохоров в начале 1904 года пожертвовал на нужды Общества 1000 рублей. И что вы думаете? Уже в октябре зубатовцы И.Куклин и Вася Губастый организовали экономическую стачку в Ткацком отделении. Титан русской промышленности 2 недели отказывался от переговоров, но потом сдался и выполнил основные требования (увеличение платы, отпуск, наградные и пр.).

То же самое с властями: они могли оказать серьёзную поддержку полезной для них организации, но организация сама выбирала, для кого ей быть полезной. В 1904 году текстильная промышленность переживала кризис. Общество текстилей начало выдачу пособий увольняемым с фабрик членам, истратив за 9 месяцев почти 2,5 тысячи рублей. В Обществе прекрасно понимали, что препятствуют разорению крестьянских хозяйств, кормильцы которых вдруг превратились из рабочих в нищих и бездомных. Учитывалось также – и проговаривалось на общих собраниях, о которых регулярно сообщала газета «Московские ведомости» – что кампания выдачи пособий ослабляет конкуренцию на рынке труда, тормозит падение заработков в отрасли.

Так Общество текстилей лишний раз зарекомендовало себя как фактор стабильности. Вполне понятна поэтому безвозвратная правительственная ссуда Обществу в размере 12000 рублей. Однако начался красный 1905-й год, и значительная доля государственных средств ушла на... финансирование отраслевой забастовки в Москве.

Приведённые случаи показывают, что представление о зубатовцах как марионетках в руках промышленников или властей неверно. Хотя, конечно же, значительные финансовые средства, которыми обладали рабочие Общества, заставляли их действовать продуманно и осторожно, лавировать и при необходимости отступать, чтобы избежать репрессий властей.

Предательство рабочих в трудовых конфликтах

Для революционера, настроенного заведомо деструктивно, главное – обострить ситуацию, довести конфликт до стачки, стачку до восстания, а восстание до революции. Совершенно иначе думает профсоюзник. Выбираемая им в ходе трудового конфликта на предприятии тактика должна быть оптимальной, главная цель здесь – не геройский пример и баррикады, а позитивный практический результат.

Зубатовцы мыслили как профсоюзники. Важно понять, что легальность в те времена была слишком большой ценностью, чтобы из-за неё можно было рисковать. Поэтому иногда приходилось выводить из-под удара организацию, жертвуя частью своего актива.

Так, в сентябре 1903 года разгорелся конфликт на фабрике АО «Бенно и Ронталлер», являвшейся главной базой зубатовского Общества пуговичников. Последнее пожаловалось председателю Московского по фабричным делам присутствия Д.Трепову. Но тот решил заявление рабочих, «как не согласное с истиной, оставить без последствий». Несмотря на серьёзные уступки хозяина, зубатовская организация фабрики начала стачку, которая отличалась исключительным упорством и продолжалась 2 месяца. Некоторых её вожаков – организаторов пикетирования фабрики и избиений штрейкбрехеров – полиция выслала как преступивших закон, остальных же вызвали в Охранное отделение, обложили матюками и посоветовали впредь быть более сговорчивыми (воспоминания И.Камкова). Рабочие вернулись на фабрику, а г-н Ронталлер подтвердил сделанные ранее уступки.

Все могло бы закончиться гораздо хуже: набором на фабрику нового рабочего коллектива, полицейской расправой не с восемью, а с сотнями стачечников (как это случилось в ходе сентябрьской стачки печатников). Забастовка кончилась компромиссом только потому, что:

– Общество пуговичников провело законные в царской России действия: бытовую (но не юридическую) стачку в форме массового расчёта рабочих с предупреждением об этом работодателя за 2 недели;

– председатель Общества И.Белов всячески умерял агрессивные настроения рабочих, а потом выступил посредником между ними и г. Ронталлером.

По-моему, предательством тут и не пахнет. Пахнет профсоюзной тактикой.

Отвлечение рабочих от классовой борьбы

Ещё один аргумент из раннесоветского арсенала. Тогда считалось, что профсоюзом может считаться только та организация рабочих, которая стоит на платформе «классового пролетарского профдвижения». Вряд ли есть смысл спорить со столь замшелой точкой зрения, но кое-что сказать по этому поводу следует.

Рабочий П.Дьячков свидетельствовал, что зубатовцы на собраниях «обсуждали экономические вопросы; дошло до того, что стали разрешать безнаказанно забастовки с экономическими требованиями». Однако, хотя зубатовцы и подчёркивали свою приверженность экономической тематике, весь вопрос в том, насколько далеко они были готовы в этом направлении зайти.

Уже после первого районного собрания Общества текстилей на Пресне в фабричных спальнях велись разговоры о том, что предприятия перейдут в их, рабочих, собственность, что правительство даст им капиталы на ведение дела, до того же момента надо добиваться, чтобы доля чистой прибыли от деятельности предприятий распределялась между рабочими.

В Обществе механических рабочих много говорили «о старостате, о правах рабочих, как контролировать заводы, фабрики, какими путями рабочие могут попасть в правительственные учреждения, как захватывать в свои руки кооперацию, обсуждали и о государственных делах» (воспоминания В.Лебедева).

Складывается впечатление, что зубатовским вожакам были не чужды идеи кооперативного социализма и народовластия. При сохранении монархии, конечно.

Отсюда уже недалеко до классовой теории. По крайней мере, как писал историк и профсоюзник В.Шер, о «великом ученом» Карле Марксе, «всю свою жизнь посвятившем» пролетариату, тысячи московских рабочих услышали именно от главного зубатовского профорганизатора, папиросника Н.Красивского.

Приверженность самодержавию

Это обвинение, как и предыдущее, имеет смысл только в глазах революционера. Причем здесь профсоюзы? Последние могут как находиться в оппозиции к власти, так и быть совершенно к ней лояльными. Да и лояльность эта при ближайшем рассмотрении выглядит не подозрительно.

Что вообще здесь имеют сказать критики зубатовцев? Пение на собраниях «Боже, Царя храни»? Но это был государственный гимн Российской Империи. Попробуйте-ка сегодня упрекнуть кого-нибудь за его уважение к гимну Российской Федерации – он рассмеётся вам в лицо.

Аудиенции зубатовцев у Императора или его дяди, генерал-губернатора Москвы? Недавно наш Президент встречался с директоратом и профактивом Вологодской области. Не думаю, что кто-нибудь из профсоюзников при этом спесиво надувал губки: уже сам факт такой встречи означает, что высшая власть тебя признаёт, с тобой считается, готова сотрудничать. А это немалый ресурс, пренебрегать которым глупо.

Молебен 19 февраля 1902 года у памятника Александру Второму? Но ведь он отменил на Руси крепостное право. 41-й годовщине этого знаменательного события и была посвящена манифестация 30-50 тысяч московских рабочих, большинство которых были детьми крепостных. За что им не любить Царя-Освободителя!

Кстати сказать, упомянутая манифестация была не единственной крупной акцией зубатовцев. Ровно через год они организовали торжественные богослужения и праздничные мероприятия на десятках предприятий Москвы. 1 февраля 1904 года, в связи с началом войны с Японией, Совет рабочих Москвы возглавил демонстрацию, как писали газеты, «несметной толпы» рабочих от своей штаб-квартиры у Лубянского сквера через Кремль к храму Христа Спасителя. Весной 1905-го состоялось такое же, при десятках тысяч участников, шествие, организованное зубатовцами из типографии Кушнерёва. Так рабочие заявляли не только о приверженности существовавшему тогда государственному устройству, но и демонстрировали свою сплоченность, организованность. Поводы для уличных мероприятий были достаточно серьёзными (акт освобождения крестьян, война), а проявления патриотизма и лояльности на них – вполне уместными.

Лояльность в самодержавной России вообще могла проявляться именно в форме монархизма, как в России нынешней – в форме приверженности демократическим идеалам. Но сегодня никто не отнимает у «демократических» профсоюзов права считаться профсоюзами.

Сотрудничество с полицией

Опять много напраслины. Конечно, зубатовцы охраняли манифестантов совместно с городовыми. Но и теперь профсоюзники при проведении массового мероприятия заручаются поддержкой местных отделов милиции, в контакте с которыми дружинникам удобнее поддерживать порядок.

Действительно, на зубатовских собраниях революционеров «старались как-то затушевать. Их всегда пресекали, говорили, что это не входит в порядок дня, что этого говорить нельзя, что об этом надо подавать заявления и т.д.» (воспоминания Г.Матвеева). Но и зубатовский типовой устав (§ 61), и «Временные правила об обществах и союзах» от 4 марта 1906 года, по которым жили профсоюзы в межреволюционный период, – оба требовали уведомления полицейских властей о времени, месте и повестке дня предстоящего собрания, причём если что-то не так, власти вполне могли собрание запретить.

Действительно, чины полиции присутствовали на зубатовских собраниях. Как и на профсоюзных собраниях в межреволюционный период. Только на зубатовских указанные чины имели право быть (§ 57 типового устава) и далеко не всегда бывали, а на межреволюционных обязаны были присутствовать по «Временным правилам о публичных собраниях» и бывали всегда.

Иными словами, хотя легальные профсоюзы в 1906-16 годах вынуждены были мириться с самым душным контролем полиции, революционеры их полицейскими организациями не считали. Почему? Потому что там они зачастую верховодили, а в зубатовских обществах их в руководство не пускали. Отсюда вся злость и ругань против зубатовской «полицейщины».

Ещё обвинение этой группы: полиция финансировала зубатовские мероприятия и платила жалованье главным их вожакам. Первая часть обвинения может быть смело отнесена к неподтвержденным слухам, вторая является искажением реального факта. Дело в том, что обер-полицмейстер Москвы Д.Трепов, он же председатель Московского по фабричным делам присутствия, как частное лицо приобретал процентные бумаги Государственной ренты и дарил их зубатовским обществам, функционеры которых получали жалованье (например, председатель Общества текстилей И.Советов 40 рублей в месяц, секретарь Шмелев 30 рублей и т.д.). Разве после того, как крупный государственный чиновник жертвует личные средства на профсоюз, а тот тратит их на уставные цели, то он теряет право быть профсоюзом?

Сотрудничество со спецслужбами

Переходим к ударным аргументам: наличие среди зубатовских руководителей тайных платных агентов охранки, выдача охранке революционеров. Сегодня такие обвинения могут звучать убедительно только для тех, кто борется со спецслужбами, например, для чеченских террористов (в царские времена их бы называли «мусульманскими революционерами») – чем они хуже, например, эсеровских боевиков? Но это так, к слову.

Теперь по существу. В межреволюционный период тайная агентура имелась практически во всех профессиональных организациях. Достаточно вспомнить члена Рабочей страховой группы эсера Сурина, секретаря Профессионального общества рабочих по металлу большевика Р.Малиновского (Питер) или правленца Общества рабочих печатного искусства меньшевика В.Буксина (Москва). Тайные организации и вовсе кишели провокаторами и осведомителями. Взять хотя бы Московский областной комитет РСДРП – какое-то время из пятерых его членов четверо были агентами охранки. Тем не менее мы не считаем все организации, где оказывались тайные агенты, жандармскими. Почему мы охотно предаём этой участи зубатовские общества?

Что же касается выдачи революционеров, то мне до сих пор не известно ни одного бесспорного случая доносительства кого-либо из московского зубатовского актива в Охранное отделение. Только неубедительные совпадения или факты из третьих рук. Вот некоторые из них.

Металлист А.Трещалов вспоминал, что «когда выступал какой-нибудь революционный оратор, у него спрашивали фамилию, с какого завода, цеха и потом арестовывали. Однажды выступили два наших товарища, и их сейчас же забрали». Очевидно, Трещалову было невдомёк, что фамилии выступавших, равно как и содержание их речей должны заноситься в протокол – такова профсоюзная практика. Образцы зубатовских протоколов историк Н.Бухбиндер опубликовал ещё в 1930 году. Революционным ораторам же хотелось бы посоветовать: не хотите «светиться», товарищи, говорите осторожней, называйте вымышленные имена, уходите потом от слежки. Нечего вину за свои оплошности валить на легальную организацию.

Но были и другие примеры. Однажды на собрании в чайной на Калужской площади кружковцы слишком развоевались. «По толпе пронесся шёпот, что некоторых товарищей берут на заметку, и что возможно тут же могут кое-кого арестовать. Через некоторое время выступавшие наши товарищи» ушли (воспоминания гравёра П.Ефимова). Никого так и не взяли. Но Ефимов и подавляющее большинство рабочих-кружковцев на подобные случаи (когда никого не арестовывали) внимания не обращали. Зато говорили товарищам: «Через них [т.е. собрания] вылавливают, остерегайтесь» (воспоминания А.Фёдорова).

И накачивали друг друга слухами. Эсеровская «Революционная Россия» (№ 4) приводила такой «странный» случай. Интеллигентка обвинила одного из руководителей зубатовского Общества механических рабочих Андреева в «бестактной выходке» на собрании. После её выслали из Москвы. Так вот, «один» жандармский офицер будто бы сказал знакомым этой интеллигентки, что она выслана по доносу некоего рабочего, «пользующегося полным доверием» охранки. Эсеры решили, что донёс Андреев.

А вот совсем уж анекдот. Знакомый нам кружковец П.Дьячков на зубатовском собрании ляпнул, что «нужно резать правительство, раз оно не даёт того, что необходимо» рабочим. Думаете, жандармы тут же налетели и повязали смутьяна? Ничуть не бывало. Через какое-то время член Совета рабочих Москвы Ф.Жилкин «в пьяном виде» признался Дьячкову, что связан с охранкой и предложил ему туда... поступить. Был ли это пьяный базар, либо Дьячков что-то путает, но бесспорно одно – вплоть до 1905 года он благополучно состоял и в зубатовском Обществе текстилей, и в кружках.

Отсутствие связей с новым профдвижением

Вопреки всем заверениям советских историков, зубатовские организации не остались в стороне от нового, революционного профессионального движения, прямыми наследниками которого являются современные российские профсоюзы. Январские 1905 года забастовки в Москве начинались с «разогретых» зубатовской агитацией предприятий: типографии Сытина у печатников, завода Бромлея у металлистов, фабрики Шрадера у текстилей. В сентябре 1905 года зубатовцы фабрики «Дукат» во главе с членами правления Общества табачников А.Алексеевым и Ф.Богдановым создали профсоюз. Одновременно финансировало стачку в отрасли Общество текстилей. В сентябре же Общество механиков участвовало в Первой Всеросийской конференции профсоюзов, а в мае 1906-го – самоликвидировалось в связи с образованием Союза рабочих металлистов, передав ему свою кассу. Учредительное собрание последнего и постоянные дежурства его правленцев проходили в чайной Общества трезвости на Калужской площади, так хорошо знакомой всем зубатовцам. Более того, в 1906-07 годах председателем и казначеем нового союза были (в разное время) зубатовцы Г.Матвеев и Чуйков.

Гравёр-зубатовец Д.Бабкин был в 1906-07 годах членом правления Профессионального общества рабочих по обработке волокнистых веществ Центрального промышленного района. Вожак Общества типографщиков, рабочий типографии Сытина – Котов стал одним из лидеров позднейшего московского Союза печатников. Член этого Общества из типографии Кушнерёва – А.Борщевский в 1919 году возглавил Всероссийский Союз рабочих полиграфистов. Зубатовец П.Дьячков в 1918-м председательствовал в Хамовническо-Пресненском райкоме Всероссийского Союза текстильщиков.

Перечисленными фамилиями список не исчерпывается: в профсоюзы перешли многие зубатовцы. Недаром много позднее профсоюзник А.Никитин признавал, что активисты «зубатовских союзов приобрели там организаторские знания и способности. Это давало [им] возможность работать [в новых профорганизациях], имея уже известную выучку». В этом нет ничего удивительного, ведь зубатовцы переходили из профсоюзов.

* * *

Разбор традиционно предъявляемых зубатовским обществам претензий показывает, что они основаны на ошибках, недоразумениях и слухах, а также на особенностях классового подхода к профдвижению, согласно которому профсоюз может быть только революционной организацией, в противном случае это не профсоюз.

В мае этого года массовому легальному рабочему движению в Москве исполняется сто лет. Это кирпичик того фундамента, на котором стоит здание современного профдвижения России. Но никому сей юбилей не нужен. Наши историки попрежнему рассказывают сказки о «полицейских организациях», а мы нет-нет, да и поставим кому-нибудь штемпель: «зубатовский провокатор».

Пора бы отдать должное рабочим профсоюзам, вся вина которых заключалась в том, что в монархической стране они выступали не под революционными, а под монархическими знаменами.

В.Большаков

(Опубликовано в газете «Солидарность» в 2001 году)