Милость

Производственные и потребительные артели возникли в России много позже их наёмных собратий. Считается, что появились они под влиянием распространившихся в Европе кооперативных идей. Но это не совсем так. Артельный бум, разразившийся у нас в 60-е годы 19 века, действительно пришёл с Запада. Самые же ранние попытки ввести рабочее самоуправление отмечены в России задолго до него.

Первый пример (известный мне) относится к 3-й четверти 18 века и связан с довольно необычной историей.

Когда до Южного Урала докатились известия о приближении армии Императора Петра Третьего (то есть атамана Пугачёва), мастеровые казённого Воскресенского завода, прогнав свою администрацию, первыми и с удовольствием присягнули ему, дали 600 человек в войско и, артельно организовав производство, даже наладили в мастерских выпуск пушек.

Потом восстание было подавлено, прошли годы. Казалось, всё быльем поросло. Но вот умерла Екатерина, стал Императором сын от её брака с настоящим Петром - Павел Первый. И как-то очень быстро, буквально через несколько месяцев, в июне 1797 года, он учредил на Колывано-Воскресенских заводах пенсии. Жаловались ими мастеровые, беспорочно прослужившие 25 лет, то есть те, кто пришёл на заводы в 1772 году и ранее. В связи с этим возникает интересный вопрос: памятуя поголовную измену воскресенцев в 1773-м, получил ли пенсию хоть один? Или же для Павла это вовсе и не измена была? Известно ведь, что Екатерину, убившую его отца, - Павел страсть как не любил.

В любом случае, та Государева милость имела какой-то свой, глубокий смысл...

В землю обетованную

Понравилось воскресенцам самим за себя решать.

В 1826 году бежали с заводов две группы крепостных (всего 41 человек). Главной причиной побега у всех было удивительное намерение. Поселившись за границей между гор на необитаемом и неизвестном для других месте, они хотели пользоваться свободой и независимостью, жить и работать без властей и податей, подобно другим беглым, известным под именем “каменьщиков”[1].

Этакий рай на Земле, симбиоз идей утопического коммуниста Оуэна, масонов и сектантов (какого-нибудь “Нового Израиля”).

Но от архангелов Русского Царя не убежишь. Поймали всех беглецов. И, после следствия, наказали.

*     *     *

Слишком круто

Впрочем, чаще артельные настроения на заводах и фабриках принимали вполне лояльные к самодержавию формы.

В письмах на имя Императора Александра Первого мастеровые Красносельской фабрики, жалуясь на несправедливые вычеты, которые производила хозяйка из их заработков, в 1814 году просили:

1. заставить её возместить им недоплаты,
2. отобрать фабрику в казну в связи со злоупотреблениями хозяйки (на основании закона 1803 года) и
3. выдать их обществу ссуду в размере 100 тысяч рублей с тем, чтобы они сами заведовали фабрикой, платя в казну по 15 копеек с каждой выработанной и сбытой стопы бумаги.

Это намерение М.И. Туган-Барановский комментировал восхищённо: “Рабочие мечтали не более, не менее, как об устройстве собственной кооперативной фабрики - и это в крепостной России!”

Из просимого мастеровыми исполнено было только первое: помещицу Полторацкую в 1817 году принудили уплатить им недоданные 5715 рублей[2]. Но отдать им целое предприятие - это было уже слишком.

Первая, но последняя

Первые потребительные артели появились ещё в 18 веке в рекрутской и солдатской среде. На армейское подразделение (например, на роту) отряжалась определённая сумма денег, которые не распределялись между солдатами, а передавались выборному артельщику. Под надзором регулярно сменяемых товарищей артельщик производил закупки продовольствия.

С начала 19-го века стали возникать потребительские артели среди офицеров. Так, создание артели Семеновского полка относится к периоду возвращения гвардии из Парижа в 1814 году. Она объединяла 15-20 офицеров для совместных обедов, к которым примкнули «не одни вкладчики, но и все те, которым по обязанностям службы приходилось проводить целый день в полку». Под покровительством полкового командира генерала А.Я. Потёмкина артель просуществовала несколько месяцев и была распущена по требованию Александра Первого.

Чуть позднее будущий декабрист А.Н. Муравьёв основал Священную артель при Генеральном штабе. Как вспоминал Николай Муравьёв, артель собиралась для решения общих дел по звону вечевого колокола (в казармах?).

Среди каторжан-декабристов, поселённых в Чите, не без поддержки тюремного начальства ещё с конца 1820-х годов стали формироваться артельные отношения (общий стол, староста/хозяин, артельный огород и пр.). Это привело к созданию в 1832 году Большой и Малой артелей на Петровском заводе, куда было переведено большинство декабристов.

Артельное хозяйство велось на основании писанного Устава и постановлений общих собраний артельщиков. Недавно опубликованные документы делопроизводства Большой артели убедительно показывают, что это была серьёзная и жизнеспособная организация. Она просуществовала до 1837 года, когда начался отъезд заключённых декабристов с завода.

Что касается крупнейших стран Европы, то там потребительные артели (кооперативы) возникли:

в Англии	1844 год
во Франции	1848
в Германии	1853
в Италии	1853

Россия, таким образом, оказалась в этом деле пионером. Но развивалось движение у нас черепашьими темпами. Например, за пять лет (1865-69) в Империи возникло лишь 70 с небольшим потребительских обществ. К тому же, лишь немногие из них добились заметного успеха, по примеру крестьянского кооператива в деревне Ошта, Олонецкой губернии (пара торговых лавок и кожевенный завод)[3].

К тому времени кооперативная Европа уже оставила нас далеко позади.

Тяжёлая ноша

Как всякое новое дело, давались артельные начинания тяжело.

В 1861 году холостые рабочие Экспедиции заготовления государственных бумаг (ныне Гознак в Питере) приняли в ведение от казны продовольственную артель. Однако самоуправление оказалось штукой сложной. Продукты становились всё хуже, а расходы артельщиков на питание росли. И когда они достигли 8 рублей с носа в месяц, терпение лопнуло. В 1881 году полторы сотни мастеровых с выборными во главе попросили управляющего экспедиции Винберга взять артель назад, под начало и финансирование казны.

Что Винберг и сделал, преобразовав артель в народную столовую. Кормить мастеровых в стенах фабрики оказалось спокойнее, чем терпеть их хождения по трактирам и чайным, где они подвергались “подстрекательствам на проступки и даже преступления со стороны тёмных личностей, присущих подобным заведениям”[4].

Поветрие

А тёмные личности кругом так и шныряли в поисках неокрепших рабочих душ.

Дело в том, что образованное общество, разбуженное Великим освобождением крестьян, проявило большой интерес к движению за создание ассоциаций (как теперь нередко стали называть артели). Последние были положены в основу чуть ли не каждой появлявшейся в те годы программы переустройства общества. Под словами Петра Зайчневского[5]: “мы требуем заведения общественных фабрик, управлять которыми должны лица, выбранные от общества, обязанные по истечении известного срока давать ему отчёт, требуем заведения общественных лавок и т.д.” - под подобными словами могли бы подписаться и радикалы вроде Бакунина, и консерваторы типа Каткова.

Правда, при этом одни были убеждены, что имеют дело с занесёнными с Запада идеями кооперативного социализма (в трактовках Оуэна, Прудона, Лассаля и прочих). Другие - будто возрождают исконно русскую артельность.

Так или иначе, захваченные модным поветрием молодые дворяне и разночинцы создавали всевозможные ассоциации и вовлекали в них простой люд. В Москве связанные с ишутинцами сёстры Ивановы завели швейную мастерскую на артельных началах (1865), по примеру мастерской Веры Павловны из романа “Что делать?” Чернышевского. В Петербурге в 1863 году возникла Артель переводчиц, чуть позже Общество “Улей”, озаботившееся устройством рабочих общежитий, столовых и биржи труда. В 1868 году Взаимно-вспомогательное общество рабочих пытался создать М.К. Розанов. Эмигрант Христофоров учреждал артели в Саратове, немцы-ремесленники – в Риге и Одессе, еврейские ешиботники-семинаристы - в Двинске и Вильне[6]. В общем, подобных попыток было немало.

К сожалению, начатое за здравие, дело частенько кончалось за упокой. Либо арестами организаторов - если параллельно велась революционная работа. Либо естественной смертью предприятия: интеллигентные артельщики не выдерживали конкуренции, влекшей за собою тяжёлый труд и голодный паек.

Из разрешённой цензурой брошюры Л. Милорадовича “Артели рабочих для основания фабрик или мастерских (Ассоциации)” [7]: “Не многим работникам, вероятно, приходило в голову, что они могут выйти из несправедливого положения, в каком находятся теперь. Каким это образом? - скажут многие, удивясь. А вот как: стоит только соединиться многим рабочим вместе, составить артель, собрать капитал и устроить свою собственную мастерскую или фабрику. Клин клином выбивай, по русской пословице. Капиталы причинили несправедливость, - капиталы же должны уничтожить её.”

Эту песню не убьёшь

Очень быстро новые веяния в духе общинного социализма достигли обширной Мальцевской промышленной империи (Орловская и Калужская губернии; рабочих - 25 тысяч душ!). Два интеллигента-юриста, Бибиков и Маликов (как-то связанные с подпольной Организацией Ишутина) в 1865 году предложили рабочим села Людиново устроить завод “на началах ассоциации”. Рабочим идея приглянулась, тем более что их местные сельские общества в отношениях с миллионером Мальцевым вели себя достаточно независимо. Очень быстро задумку начали реализовывать. Вожаки рабочих - волостной старшина Василий Вьюшин и сельский староста Яков Дарочкин - поехали в Петербург и Москву “для подачи прошений о выдаче им правительством ссуды на устройство чугунолитейного завода”.

Однако результат был неприятный. Власти решили, что завод задуман “в подрыв” предприятию Мальцева и отстранили делегатов от своих должностей (рабочие потом долго отказывались избрать на их место других). А когда проявился ещё и след ишутинцев, Вьюшина с Дарочкиным и вовсе изъяли, увезли на следствие в столицу, а после выслали “для поселения на землях государственных имуществ”[8].

Так первой Людиновской артели осуществиться и не дали. Но саму идею пресечь не удалось. С годами она набирала новых сторонников, а через четверть века, когда Мальцевская империя начала разрушаться, рабочие уже во всём районе заявляли, что они готовы вести заводы артельным способом.

Правая рука...

Знаете, чего русская власть боялась в 1866 году?

Статс-секретарь граф В.И. Панин обратился к Александру Второму с докладной запиской, в которой отмечал, что в России пока “только некоторые” общественные объединения “проникнуты коммунистическими началами”. Однако, предупреждал он, чтобы остановить распространение “обнаруженного в нашем Отечестве зла”, необходим ряд мер, среди коих:

1. “Воспретить устройство без ведома и согласия правительства всяких ассоциаций, артелей или собраний, для каких бы целей они ни предполагались”.
2. Установить “самый строгий секретный надзор” за направлением уже существующих обществ.

Государь начертал на записке графа: “Меры эти признаю необходимыми”[9]. Чем придал им статус закона.

Как видим, марксов призрак уже тогда бродил по России.

*     *     *

...Левая рука

Вопреки распространённому мнению, производственные артели пытались создавать не только революционеры.

На Урале находился Нижнетуринский завод, выпускавший ударные трубки для артиллерийского ведомства. Технология была сложная и дорогая, администрация безуспешно пыталась его упростить. Но едва перешли на сдельщину, произошло чудо. Рабочие внесли ряд рационализаторских предложений, что ускорило производство трубок... в 20 раз.

Успех натолкнул мастеровых на мысль организовать самостоятельную механическую артель, которая брала бы подряды у завода. С этой идеей в конце 1867 года они пришли к начальнику Гороблагодатских заводов Грамматчикову; тот согласился на эксперимент: а вдруг получится?

Получилась коренная реорганизация производства. Артель (150 членов) напридумывала механизмов и станков, поставила производство на поток, разделив весь цикл на 38 переделов-этапов. Государственный заказ теперь исполнялся ещё быстрее, за полгода[10].

Поди пойми эту страну! Центральная власть требует запрашивать её разрешения на открытие любых обществ, а местный хозяйственник никого не запрашивает, но просто открывает общества и им покровительствует. Правая рука не ведает, что делает левая...

Силою вещей

Воодушевленные успехом механической артели, в 1870 году мастеровые других цехов Нижнетуринского завода также изъявили желание организовать свои товарищества. Одна за другой появились две артели: в кричном и в листокатальном цехах. Как писал очевидец, “таким образом, помимо всяких правительственных регламентаций, силою самих вещей, весь завод оказался в руках артелей и стал давать произведения значительно дешевле прежних цен”.

Потихоньку пошло артельное движение в других местах Урала. И всё это при одобрении, а то и с подачи горного инженера Владимира Алексеевича Грамматчикова, занявшего пост Главного начальника уральских заводов. Недаром рабочие его любили. А благодарные артельщики учредили даже две гимназических стипендии его имени, по 1200 рублей каждая (равная, кстати, пяти артельным или 10-ти обычным годовым окладам уральского мастерового).

Так власть заигрывала с рабочими, когда Серёженька Зубатов еще в штанишки писал.

Д. Пасманик о коллективном договоре (1906 год)[11]: “В последние годы в некоторых странах (в Швейцарии и во Франции) эта форма соглашения начинает получать дальнейшее развитие: рабочие данной фабрики или профессии составляют своего рода артель с круговой порукой; они условливаются с предпринимателем о цене определенного количества труда, скажем, печатания в год газеты определенных размеров, или производство в год такого-то количества часов, или шелковой материи. Артель, или союз затем распределяет эту работу между своими членами, автономно определяя условия труда и заработной платы для отдельных членов. Понятно, что подобная форма соглашения возможна лишь при хорошей организации профессиональных союзов.”

Примечание: Обрисовав это иностранное новшество, товарищ Пасманик и не подозревал, что господин Грамматчиков давно уже применил его в коренной России.

Островок

Артельные эксперименты в Нижней Туре стали необычным образом менять всю жизнь рабочих.

Их заработки выросли вдвое, так что они обстроились и прибарахлились. Появилось больше свободного времени, которое стали использовать для чтения, учения. Стремились и своих детишек обучить грамоте. Удивительное дело: рабочие сами создали первое в крае Общество трезвости[12].

Жаль, дедушка Оуэн до новостей с Урала не дожил. Он ведь мечтал о создании как раз таких счастливых островков рационального общества. Впрочем, пообщавшись с артельщиками, Оуэн был бы порядком огорчен. Менять Царя-батюшку на какой-то там коммунизм у них и в мыслях не было.

Удар

В Екатеринбурге казна выставила на конкурс заказ очередной партии орудийных лафетов на 1871-й год. Фабрикант Тэт, привыкший наживаться на военных контрактах, предложил взять работу за 80 тысяч рублей. Но его перебили. Пришёл поверенный молодой артели под названием Товарищество мастеровых механической фабрики “Братство” - и попросил за заказ... 25.000 целковых. В залог пошли дома артельщиков. Тэту оставалось набраться терпения и злорадно ожидать краха конкурентов.

Но когда через год у Тэта из-под носа братство опять увело заказ, а залог внесло в размере семи тысяч рублей живыми денежками, ассигнациями[13], - вот это был удар!

Селяви

В России, как известно, жизнь не сахар. Не баловала она и артельщиков. Вот несколько примеров из 70-90-х годов 19 века.

Знаменитая Нижнетуринская механическая артель была закрыта после того, как военное министерство простым росчерком пера перевело в Петербург всё производство ударных трубок.

Чугунолитейный завод в селе Любохна (150 рабочих-артельщиков), едва зарегистрировав свой устав и чуть поработав, на полгода лишился заказов. Потом - новый заказ, снова перерыв и т.д.

В Кургане работал управляемый рабочей артелью гвоздильный завод. На четвёртый год прорвало заводскую плотину, и бурный потоп разрушил водяной двигатель кузнечных мехов. Восстановить его самим оказалось не под силу. Артель распалась

Открытая рабочими Брянского завода (под Екатеринославом) потребительская артель торговала совсем недолго, так как не хватало оборотных средств, ссуду же получить не удалось (а может, и не пытались - инициатором дела был будущий большевик Бабушкин)[14].

Были другие невеселые примеры. Ну, так - селяви!

*     *     *

Из статьи о настроениях в Мальцевском промышленном районе (1880-е-1890-е гг.)[15]: “В Радице, Любохне, Чернятине, Ивоте, в Людинове с Сукремлей, в Песочне, всюду готовы, по первому приглашению, образоваться артели для эксплуатации существующих в этих сёлах заводов. Только относительно с[ела] Дядькова не можем высказаться так положительно, хотя и там есть очень влиятельные среди местного населения лица, готовые по первому призыву приступить к организации артели [...] Даже громадный Людиновский завод, вместе с тесно связанным с ним Сукремлевским, оцененные конкурсом в три миллиона [рублей], вместе с относящимися к ним лесными дачами, - даже этот громадный завод рабочие готовы взять артелью, лишь бы конкурс не потребовал чересчур больших ежегодных уплат.”

Не пыль человеческая

Стеклодувы закрытой Чернятинско-Старской фабрики (Мальцевский район) где-то вычитали, что если предприятие оказывается банкротом, его могут взять на себя рабочие. В 1889 году их выборные обратились в конкурсное управление Товарищества Мальцевских заводов. Последнее переживало не лучшие времена и неожиданной идее обрадовалось. Поэтому, при содействии директора-распорядителя заводов Стукалича, новообразованная рабочая артель быстренько получила фабрику в аренду. Сотрудничество развилось тесное: артель все материалы покупала у товарищества, выделанное стекло продавала ему же. Не сошлись только в одном пункте. Рабочие хотели выкупить фабрику в полную собственность, а товарищество - построить новую фабрику, каковую предполагалось сдавать артели за 7% стоимости в год. Однако артельщики настаивали на 5% годовых, так что соглашение не состоялось[16].

Итак, стеклодувы, ручек не опустив и самостоятельности не испугавшись, доказали, что они - господа, а не пыль человеческая. Еще бы, с ними считались и договаривались!

После пуда соли

В Чернятинско-Старской артели сильно сказывалось отсутствие образованных лиц. Когда староста закончил первое полугодие с убытком в 600 рублей (при месячном жалованьи артельщика в червонец), его переизбрали. Но и новый староста особой грамотностью не обладал. На этой почве в артели даже возникла оппозиция, которая его критиковала и бдительно за ним присматривала. За разъяснением всяких мелких спорных вопросов - например, как рассчитаться с бывшим старостой, как оплачивать поставки продуктов - не стеснялись ходить в дирекцию конкурсов.

Но до раскола не дошло. Напротив, артель закалилась в невзгодах. К четвертому году существования она выросла до 450 членов и кормила далеко за тысячу ртов. А когда недоставало заказов, артельщики работали по очереди[17]. Это ли не братство!

*     *     *

Можно и без варягов

Абаканский чугуноплавильный и железоделательный завод (в Енисейской губернии) после смерти арендаторши Пермякиной (1889 год) перешёл в руки артели из 127 местных мастеровых и рабочих. Поначалу производством управлял инженер Степанов, руководитель знающий и энергичный, так что дела артели шли великолепно: к моменту ухода Степанова общественный капитал составлял без малого 35 тысяч рублей. Но потом во главе артели встали малограмотные лица, завод начал терпеть убытки. Уполномоченный (староста артели), избранный на 1893-й год, даже попытался выжить из артели наиболее бедных членов, а самого себя, при заключении очередного с казною договора аренды - навязать артели в качестве правительственного попечителя.

Рабочие плюнули и решили больше не приглашать управляющих со стороны. Изменили устав, вместо уполномоченного ввели институт 12-ти выборных из своей среды, которые теперь принуждены были самостоятельно разбираться во всех производственных вопросах[18].

И зажили. Оказалось, что дело вести можно и своим умом.

*     *     *

Дело всей жизни

Осенью 1887 года в селе Павлово (Нижегородской губернии), старинном центре металлообрабатывающих промыслов, поселился молодой барин. Вёл он себя странно, знакомства заводил с кустарями да рабочими, чем привлёк внимание местной полиции. Уже через несколько дней ему учинили обыск, и только найденная переписка со Львом Толстым разъяснила вопрос.

Чужак оказался дворянином Александром Генриховичем Штанге, приехавшим в Павлово для совершенно безобидного дела - организации кустарной промышленности на артельных началах.

Дело, которому Штанге отдал всю свою долгую жизнь, вылилось в Павловскую кустарную артель, которая пережила все невзгоды и революции, поднялась с примитивной мастерской с 11-ю работниками до самоуправляемого завода с тысячей рабочих. При Советской власти артель продолжала расти, а в 1956 году была национализирована и преобразована в завод имени С.М. Кирова, с коллективом в 2360 человек[19].

Полагаю, в славном Семнадцатом году павловским артельщикам было чему поучить и профсоюзников, и пиитов рабочего самоуправления, и саму пролетарскую власть. Да только никто их опытом не интересовался, ибо что такое артель в сравнении с Мировой Революцией!

Зачем нужен ОТК

В поначалу безрезультатных поисках заказчика на продукцию артели, Штанге посетил в 1890 году московскую фирму “Мюр и Мерилиз”. Там привезёнными им вилками и ножами заинтересовались. Но предупредили: “Мы имеем русский товар, он или слишком дорог, или плох. Если же вы будете нам доставлять такой, как ваши образцы, и по предложенным ценам, то мы будем вашими заказчиками”.

Кустари в те времена придерживались старой доброй традиции: в дюжину предметов класть один-другой похуже. Не были исключением и наши артельщики. Поэтому Штанге, памятуя московский разговор, после двух рекламаций (из Москвы и Нижнего Новгорода) самолично взялся за проверку качества. Можно представить, с какой жалостью смотрели артельщики, как он, заметив неладное, раскалывает черенок ножа! Как ломает рожки вилок, которые, казалось, не слишком дефектны и можно пустить в продажу! Но ничего не поделаешь. Прибыль и так мала, а каждый заказчик - на вес золота.

Результат беспощадной работы ОТК был таков: артель прорвалась на общероссийские и международные выставки, получив с 1900 по 1914 год 9 золотых и 12 серебряных медалей. А ещё - Министр финансов Витте согласился выдать ссуду - 50 тысяч рублей на 30 лет под 4% годовых[20].

И полился золотой дождь...

Как они жили

Павловская артель управлялась общими собраниями, которые проходили до 15-ти раз в год. Они решали важнейшие вопросы (к примеру, о сокращении рабочего дня или, наоборот, о снижении расценок в трудные времена). Наёмных рабочих по уставу могло быть не более четверти от числа артельщиков, причём через полгода работы наёмный должен был решить: или ему уходить, или вступать в артель (заметим, что последнее правило, - общее для русских заводских артелей).

Каждую неделю в артель приглашался врач. Заболевшие получали пособие в течение 2 месяцев без всяких постановлений собрания. Существовала столовая, где трёхразовое питание стоило всего 15 копеек в день. Была библиотека.

Но самое главное, в 1896 году артель первая в районе уменьшила рабочий день до 12 часов, а в 1904-м - до десяти. По механизации же труда сравнялась с лучшей в окрУге фабрикой Кондратова.

Немудрено, что Штанге уличали в том, будто он тайный хозяин-меценат артели. Что было, однако, ложью[21].

*     *     *

Незаметно

К концу XIX века артели и другие профессиональные общества в России уже не были чем-то удивительным. В литературе: современной и позднейшей - о них нередко говорилось вскользь. Вот как пишет в своих воспоминаниях об артели советский деятель, а тогда простой рабочий, Клим Ворошилов.

После того, как он организовал в пользу общества взаимопомощи учителей серию спектаклей (это у него, по собственному признанию, “как-то незаметно получилось”), в заводском с.-д. кружке родилась следующая идея: создать рабочий потребительский кооператив (ещё лет десять назад сказали бы: артель). “Началось всё как бы со случайных разговоров, - пишет Ворошилов, - но потом как-то незаметно перешли к делу, к сбору паевых взносов, и вот через год-полтора у нас уже появились своя рабочая хлебопекарня и своя мелочная лавка. Через некоторое время была открыта при заводе и своя рабочая начальная школа...”

Но в 1901 году разорился завод ДЮМО (и Ворошилов рассказывает, как его уволили). А вот о судьбе кооператива со 170-ю пайщиками Климент Ефремович, увы, не пишет. Наверное, он распался, но как-то незаметно[22].

По крупицам

О всяких заводских лавках, где рабочие учились договору, компромиссу, дисциплине, счёту общественной копейки и уважению чужого мнения - сведения о таких лавках по крохам приходится собирать.

Независимое потребительское общество (620 членов) действовало на Петровском заводе в Енакиево[23].

Зубатовец Панин в течение двух лет состоял уполномоченным в Обществе потребителей на Обуховском заводе в Петербурге. Правление его было из рабочих, выборное; встречались в обществе и женщины - интеллигентные, “но только наёмные”. Правленцы по очереди дежурили в магазине, и получали за это 70 копеек в день (меньше заводского заработка) плюс, на всех, 10% чистой прибыли в год.

С.-д. Трапезников вспоминал о Пермском железнодорожном потребительском обществе, которое стараниями революционеров превратилось в “своего рода парламент рабочих и служащих, боровшихся за свои интересы с начальством, заправлявшим всеми делами общества”[24]. Последний случай, когда рабочие составляют независимое меньшинство в правлении потребительного общества и постепенно отвоёвывают места у администрации - особенно характерен.

Так случилось в Потребительном обществе Екатерининской железной дороги (4000 членов) - ставленники администрации выдавливались из его правления три года[25]. То же самое - на Брянском заводе под Екатеринославом, где в 1904 году потребительное общество перешло под контроль рабочих уполномоченных, тут же занявшихся переработкой устава[26]. И так далее.

В общем, деятельный и грамотный рабочий вполне мог найти приложение своим силам, знаниям, честолюбивым помыслам на легальном поприще. Другое дело, что этого казалось мало. Ведь у пролетариата созидательная энергия частенько и легонько переходила в энергию разрушительную.

Жаль, тогда ещё не придумали японских кукол для битья. Глядишь, Революция в пот да пар бы и вышла...

Красная лавка

Взять в свои руки зависимые, то есть созданные и контролируемые администрацией потребительные артели и общества, рабочие пытались ещё с 1870-х годов. Но начальство нарушало процедуру перевыборов правлений, угрожало рабочим расчётом и тем самым нередко заставляло их отказываться от затеи. Так случилось, в частности, на Путиловском заводе в Питере (1895), на заводе “Гужон” в Москве (1896) и в других местах.

Однако на огромных Сормовских заводах под Нижним Новгородом либеральная дирекция к нечестным приёмам старалась не прибегать. Поэтому рабочие здесь добились успеха, поставив во главе местного общества потребителей своё правление. С этого времени общество стало одним из центров рабочей самодеятельности (наряду со Ссудо-сберегательной кассой завода, в которой рабочий голос тоже был ясно слышен, и где ещё в 1898 году состояло 3400 человек). И втянуло в свою орбиту многих революционно настроенных мастеровых. К началу 1905 года Общество потребителей при заводах АО “Сормово” имело 2400 членов, оборот в полтора миллиона рублей и 72 тысячи основного капитала. Управлялось оно, как сказал бы Роберт Оуэн, “на началах добра и истины”.

В 1905 году общество сильно покраснело. И в декабре, после восстания сормовцев, лавочку прикрыли: власти правильно расценили роль общества в революционировании рабочих[27]. Ведь денежки там теперь отряжались не только на соль да спички. Но и на динамит.

Что хуже?

В дни июльской 1903 года Всеобщей стачки в Одессе, возникшей в результате деятельности независимских профсоюзов[28], толпы забастовщиков остановили почти все хлебопекарни. Лишь на четырёх артельных заводиках пекари наотрез отказались примкнуть к стачке. Они заявили озадаченным забастовщикам, что у них нет рабочих и хозяев, а значит – нет эксплуатации.

Все дни стачки артельщики прилежно трудились и продавали хлеб по безмерно вздувшимся ценам[29].

Что хуже было в той ситуации? Поддержать бестолковую и потому бессмысленную стачку, оставив горожан без хлеба? Или, подобно спекулянтам, наживаться на горе тех же горожан, втридорога продавая им хлеб?

Resume: Малы, да удалы

Итак, перед нами предстали артели (кооперативы) двух видов:

Производственные, которые осуществляли совместное производство товаров/услуг и, иногда, их сбыт. И потребительные, которые осуществляли совместные закупки товаров по оптовым ценам, сбыт их в розницу и распределяли прибыль деньгами/товаром между участниками. Появившись в России ещё в последней четверти 18-го века, артели утвердились здесь только в 60-70-е годы следующего столетия. На их создание и деятельность повлияло несколько разнородных факторов:

• благотворительные настроения в образованных слоях общества и у властей предержащих;
• естественная реакция: трудовых коллективов - на разорение или закрытие предприятий; рабочих - на недостаточность заработков; кустарей - на конкуренцию;
• распространение революционных идей и настроений.

Сочетание этих условий стало залогом как относительных успехов движения, так и его в целом скромных размеров. Тем не менее, многие из производительных и потребительных артелей не просто выжили, но серьёзно разрослись и существенно подняли уровень жизни своих членов. Наконец, главное - артели или, как их всё чаще называли, кооперативы ясно обозначили альтернативу капиталистическим производственным отношениям.

К 1905 году зарегистрированных потребительских артелей в Империи насчитывалось немногим более 700, производственных артелей – менее пятисот[30]. Слишком мало, чтобы рыть могилу для капитала. Зато достаточно для безначальной души, желающей строить свою жизнь на основе самоуправления и свободного договора.

---