§ 1

1917 г. был звездным часом российской кооперации. Она получила легальный статус, быстро росла вширь, многие ее выдающиеся деятели входили во Временное правительство в ранге министров (С.Н. Прокопович, А.М. Никитин, Д.И. Шаховской, С.Л. Маслов[1]), товарищей министров (А.В. Чаянов, В.Н. Зельгейм, А.С. Орлов и др[угие]).

А.А. Евдокимов в февральские дни 1917 г. находился в Череповце. В марте - апреле он читал курс лекций[2] на кооперативных курсах в университете имени Шанявского. К занятию какого-либо «руководящего стула» явно не стремился. Старые друзья еще по профессиональному движению десятилетней давности П.Н. Колокольников,

А.М. Никитин, К.А. Гвоздев и многие др[угие] - стали министрами, зам- министрами, помощниками министров и т. д., а Андрей Андреевич озабочен подготовкой крестьянских общественных деятелей.

Интерес к образовательным учреждениям для крестьян, родиной которых была Дания и которые сыграли заметную роль в жизни скандинавского крестьянства, возник среди московских кооператоров примерно в 1914 г. За два года до этого у российских общественных кругов появился и общий интерес к просветительской работе среди рабочего класса и крестьянства. Между земскими и кооперативными организациями даже возникло соревнование в этой области.

Еще в Харькове в 1912 г. А.А. Евдокимов прослушал в Техническом обществе доклад профессора В.М. Арнольди[3] о Датской крестьянской школе, с которой Арнольди лично ознакомился в Дании. Впечатления профессора врезались в память Евдокимову. В 1914 и 1915 гг. он уже сам сделал доклад по этому вопросу в Москве в Петровской академии в кружке общественной агрономии. Идею высших крестьянских школ он активно пропагандировал в кооперативной печати: «Среди мероприятий по народному образованию особенно близким нам должно бы быть устройство высших крестьянских школ по тому типу, который применялся датчанами в период возрождения датского крестьянства. Высшая крестьянская школа этого типа, доступная крестьянской молодежи, ценна тем, что не отрывает крестьян от своего исконного промысла и вместе с тем воспитывает в нем сознательного и отзывчивого гражданина и человека»[4].

Идея высшей крестьянской школы приобрела поддержку в кооперативной среде. С 1914 г. при университете имени Шанявского действовала одногодичная кооперативная школа Центросоюза (которую иногда называли «школой В.П. Махновца»), ставшая полигоном для выработки методических образцов для других школ.

Разумеется А.А. Евдокимов не был сторонником механического копирования. Он писал: «Заимствуя эту идею, мы отнюдь не рекомендуем перенести скандинавскую постройку в наши Палестины. Практика скандинавских стран важна для нас как опыт, вдохновенно и удачно проведенный. Но в своей работе в указанном направлении мы должны проявить всю силу собственного творчества и, если так можно выразиться, творчества местного»[5].

Крестьянская высшая школа должна быть лишь звеном в творчестве трудовой крестьянской культуры, в которой А.А. Евдокимов выделял четыре основные черты. Эта культура 1) землеподвластна, 2) национальна, 3) религиозна, 4) покоится на исконном эстетическом грунте[6].

Свой, прочитанный еще до революции в школе Центросоюза, курс экономической географии А.А. Евдокимов рекомендовал взять за образец во вновь открываемых курсах и школах: «Моя программа чтений слагалась из выяснения понятия мирового хозяйства, мирового товарооборота, мирового рынка; давалась характеристика взаимоотношений частей света и государств в мировой торговле; более подробно останавливался на положении стран сельскохозяйственных; затем переходил к вопросу о том, с кем и чем торгует Россия; за этим должен следовать обзор местного товарообмена, местного рынка, местных производств, хозяйственных ценностей и рыночных тяготений, с уклоном в сторону выяснения связи местного сельского хозяйства с общероссийским и мировым рынком»[7].

Знаток центральной, южной, а потом и северной России, теории и практики западноевропейской кооперации и сельского хозяйства, А.А. Евдокимов представлял собой редкий в России сплав практика и теоретика.

Несмотря на то, что, как писал А.С. Изгоев, рецензируя в «Речи»[8] ещё в 1911 году книгу А.А. Евдокимова «Кооперативный сбыт продуктов сельского хозяйства», мнение массового российского интеллигента было: «Кооперация это прежде всего ужасно скучно», книги и статьи А.А. Евдокимова имели заинтересованный отклик и широко освещались прессой. В 1917 году было опубликовано три книги А.А. Евдокимова.

«Бюллетень общества политического просвещения армии и широких слоев населения» в одном из своих номеров дал заметки о двух из них. Относительно «Крестьянской кооперации в свободной России» (М., 1917) автор неподписанного отклика писал: «Появление новой небольшой брошюры А.А. Евдокимова надо приветствовать. […] Она заслуживает широкого распространения»[9]. Относительно «Возрождение села и кооперация» (М., 1917): «Вновь изданная брошюра А.А.Евдокимова имеет много достоинств: ясность и доступность изложения. Яркие иллюстрации из жизни западноевропейской кооперации, отчетливые и оригинальные мысли. Не все экономисты, вероятно, согласятся с автором в его общем прогнозе хозяйственного развития, но несомненно, что мысли о значении сельскохозяйственной кооперации развиты им ясно, полно и убедительно. Книжку можно рекомендовать для широкого распространения»[10].

Конечно, не все, что писал А.А. Евдокимов рассматривалось однозначно бесспорным. В. Бурцев, рассматривая его книгу «Кооперация и религия» писал в «Ежемесячном журнале»: «Автор, являясь сторонником довольно распространенного теперь взгляда, что будущее несет торжество религиозных начал в жизни, думает, что кооперация как всенародное движение, несущее возрождение культуры, тоже должна проникнуться религиозным началом... Марксистские религиозные пророки так далеко не заходили, и выступления видного кооперативного писателя, в роли апологета народной религии, т[о] е[сть] до известной степени традиционной, является весьма интересным моментом в развитии кооперативной идеологии, хотя кажется, что господин Евдокимов вряд ли найдет много последователей себе в среде кооперативных идеологов... Проповедь Евдокимова прежде всего, если она окажет сколько-нибудь заметное влияние на кооперативное движение, вредно отразится на нем»[11].

Поскольку политическая нейтральность считалась основным принципом кооперативного движения и на Западе, и в России, то соображения В. Бурцева были достаточно резонны...

Что касается идеи высшей крестьянской школы, то осуществилась она 1 октября 1917 г., когда в городе Ардатове Нижегородской области, в 28 верстах от станции Мухтолово Казанской железной дороги, местным Союзом кооперативов была открыта первая в России Высшая Крестьянская школа (ВКШ). А.А. Евдокимов, как он сам писал: «Имел честь и радость присутствовать на скромном торжестве ее открытия»[12].

В том же году идею ВКШ стали энергично осуществлять вологодские кооператоры. Для осуществления идеи был создан денежный фонд. На поступившие пожертвования открыли библиотеку.

Собственный проект общественно-кооперативной школы от имени Ярославского союза кооперативов выдвинул В.А. Кильчевский.

В 1917-1918 гг. высшие школы были созданы в Саратове (имени Н.Г. Чернышевского) и в Харькове.

Но в условиях господства большевиков эти процессы носили анормальный характер. В России они были насильственно остановлены, а оказавшиеся в эмиграции деятели кооперации продолжили дело подготовки кадров для будущей некоммунистической России в созданном ими Русском институте сельскохозяйственной кооперации в Праге.

Помимо деятельности по созданию высших крестьянских школ А.А. Евдокимов вошел в руководство «особого внепартийного объединения, преследующего национально-культурные цели» - Лигу русской культуры. Создана она была в Петрограде под председательством М.В. Родзянко и вицепредседательством П.Б. Струве. В выходящем под его редакцией журнале Лиги П.Б. Струве опубликовал программную статью с разъяснением задач Лиги: «Мы должны строить русскую культуру. Беда и проклятие русских в том, что будучи владыками вовне, они были рабами внутри»[13].

17 сентября 1917 г. состоялось учредительное собрание московского отдела Лиги русской культуры. По сообщению «Русских ведомостей» в нем приняли участие: Н.Н. Алексеев, Н.А. Бердяев, графиня В.Н. Бобринская, С.Н. Булгаков, А.С. Белоруссов, приват-доцент Б.П. Вышеславцев, С.Е. Губонин, А.А. Евдокимов, И.З. Желудков, B.И. Иванов, профессор А.В. Карташов, профессор М.К. Любавский, М.К. Морозова, профессор П.И. Новгородцев, Г.А. Рачинский, князь Н.С. Трубецкой, В.М. Турбин, П.Б. Струве, Г.И. Челпанов, профессор А.И. Яковлев. Во Временный комитет, руководящий орган московского отделения Лиги, были избраны Н.А. Бердяев, C.Н. Булгаков, А.А. Евдокимов, В.И. Иванов, П.И. Новгородцев.[14]

После краха коммунизма в СССР Н.А. Бердяев стал в постсоветской России главной иконой. О нем опубликован десяток книг, вышло несколько собраний его сочинений, не счесть посвященных ему статей с самыми лестными эпитетами и превосходными степенями. Тогда же, в 1917 г., в списке учредителей Лиги скромно значилось: «Н.А. Бердяев - писатель (Москва)»[15].

В списке московских учредителей Лиги русской культуры мы видим имена, уже встречавшиеся в этой книге: графиня В.Н. Бобринская, И.З. Желудков, В.М. Турбин - старые соратники А.А. Евдокимова. А имена лиц, выбранных вместе с ним во Временный комитет, вряд ли кому ныне нужно разъяснять. Это действительно имена людей первого ряда русской культуры.

С теми же задачами, что и Лига русской культуры в Москве был создан Русский демократический клуб (Большая Дмитровка, 4. Дом Народного банка. Здесь же находилась редакция журнала «Вестника кооперативных союзов» - ВКС, редактором-издателем которого с третьего номера за 1917 г. стал А.А. Евдокимов).

В августе 1917 г., после того как «колесница трехсотлетней романовской монархии на полном скаку опрокинулась в грязь», во главе России оказалась молодая демократия. Ее неспособность дать резкий отпор левым и правым экстремистам, а также война подвели страну к роковой черте. А.А. Евдокимов писал в «ВКС»: «Товарищи-кооператоры! Близятся страшные дни, когда государственная разруха обнаружит страшные язвы, уже и теперь видные пристальному взгляду. Близятся времена Гермогеновские, когда о родине придется думать, как о матери умирающей»[16].

В демократическом клубе на Большой Дмитровке шла выработка идеи национального единения. Н.А. Бердяев, как и А.А. Евдокимов, считал, что на смену революционной демократии должна прийти национальная демократия, отличающаяся от революционной тем, что она национальна[17].

Сам А.А. Евдокимов говорил о необходимости создания центра, на который могла бы опереться демократическая власть. При этом главную роль он отводил кооперации, которая «создаст такой центр, организуя национальную демократию мощной кооперацией народных сил»[18].

С самого начала Февральской революции российская кооперация заняла открытую политическую позицию. На прошедшем 25-28 марта 1917 г. в Москве первом свободном всероссийском кооперативном съезде были приняты важные политические решения: 1) создать постоянно действующий орган российской кооперации - Совет Всероссийских Кооперативных съездов. (Задачи Совета - проводить съезды, исполнять их постановления, объединять деятельность кооперации и быть выразителем ее интересов в промежутках между съездами. Проект положения о съездах был выработан еще в Киеве в 1913 г., но при царизме, не желавшем допускать объединения кооперации, осуществить его не удалось); 2) выйти на широкую политическую арену через участие в выборах в Учредительное собрание; 3) поддержать экономическую политику Временного правительства и особенно введение хлебной монополии»[19].

В работе съезда принимали участие многие видные деятели революции, а резолюция о поддержке Временного правительства была принята в присутствии А.Ф. Керенского. Среди участников три человека имели международную репутацию - профессор М.И. Туган-Барановский, Н.В. Чайковский, Е.К. Брешко-Брешковская.

Не все приветствовали отказ от нейтральности. Против был, например, В.Ф. Тотомианц. Пять лет спустя, уже в эмиграции, он писал: «[…] на кооперативных съездах говорилось гораздо больше о политике всевозможных борющихся между собой партий, чем о вопросах, которые, казалось бы, должны были интересовать собрание. Так на московский съезд инструкторов по кооперации в сентябре 1917 г. прибыл министр земледелия В.М. Чернов, который произнес блестящую речь, но не на кооперативную тему»[20]. (Среди выступавших с возражениями В.М. Чернову был А.А. Евдокимов, В.П. Махновец и сам В.Ф. Тотомианц.)

На проходившем 31 июля - 6 августа 1917 г. в Москве третьем съезде внепартийного Всероссийского Крестьянского союза А.А. Евдокимов был одним из главных действующих лиц[21]. Он сделал доклад об организации крестьянства и зачитал проект Устава Крестьянского Союза[22]. Скорее всего, он сам и был автором Устава. В газете московского областного комитета Крестьянского Союза «Голос Крестьянского Союза» (редактор Семен Мазуренко[23]) летом – осенью 1917 г. (вышло 22 номера газеты) Евдокимов вел рубрику «На взгляд кооператора». Его последняя статья в «Голосе» - «Организация власти и кооперация» - была опубликована в день большевистского путча - 25 октября, а 26-го вышел последний номер газеты.

8 октября 1917 г. на московском областном съезде Крестьянского Союза был избран Московский комитет Крестьянского Союза, в состав которого вошел и А.А. Евдокимов.

Если будущий организатор ТКП С.С. Маслов в 1917 г. был одним из главных организаторов и руководителей Совета крестьянских депутатов, то А.А. Евдокимов, агитируя летом - осенью 1917 г. за Крестьянский Союз, уже видел в нем зародыш широкой крестьянской партии.

Одновременно А.А. Евдокимов был сторонником самостоятельности сельскохозяйственной кооперации. В августе 1917 г. он опубликовал «Обращение к правлениям и советам крестьянских кооперативных союзов и товариществ», в котором изложил интересы организованного в кооперативы крестьянства: «[…] 1) национальная твердая власть, оберегающая землю и свободу от иноземного нашествия и хозяйственной разрухи, 2) напряженная производительность труда всех классов, а не только одного земледельческого класса, 3) планомерный обмен между городом и деревней произведениями труда, причем в этом обмене и государство, и торговый аппарат, и кооперация должны действовать согласованно и самостоятельно, 4) повышенное внимание к вопросу о твердых ценах на хлеб в условиях бестоварья и роста цен на городские товары, 5) отказ соответствующих ведомств от одностороннего увлечения муниципальными предприятиями и 6) скорейшее укрепление дисциплины в армии»[24].

К осени 1917 г. в Российском кооперативном движении наметились три основных течения, которые, как отмечал А.А. Евдокимов, в скором будущем «могут определиться как школы для разработки идеологий»[25]. Это, во-первых, наиболее цельная и сильная традициями рабочая кооперация; во-вторых, потребительская кооперация. Ее заслуги в России наиболее велики, но о стране, где три четверти населения - крестьяне, Евдокимов писал, что в ней на «потребительском коне далеко не уедешь, и новой России на таком коне не построишь»[26]. В третьих, начала складываться школа крестьянского кооператизма. Ее идеологом и стал бы Евдокимов, не будь октябрьского путча большевиков. Совет Всероссийских кооперативных съездов выступил с резким его осуждением.

18-24 февраля 1918 г. в Москве прошел последний съезд российской кооперации. Наступление немцев, угроза потери Россией национальной самостоятельности, узурпация власти большевиками вновь оживили разногласия об участии кооперации в политике: требовать ли ухода Советской власти? Призывать ли Учредительное собрание, разогнанное большевиками, вновь собраться и возглавить оборону страны от немцев? 22 февраля участники съезда обсуждали вопрос «Об общем положении страны». А.А. Евдокимов, бывший делегатом съезда от Московского народного банка выступил за политическое самоопределение съезда:

«Господа, вы меня извините, если я скажу, может быть, что-нибудь, что можно принять за обиду. Я пришел к заключению вчера на частном совещании и сегодня, слушая нашу резолюцию[27] и слушая наши дебаты, что у нас в нашем собрании национального чувства нет, и, господа, против этого нечего возразить. Это все равно, как когда два человека, связанные между собой долгой жизнью, убеждаются, что у них нет любви друг к другу. Ну, а на нет и суда нет. Это не временное явление; это та трагедия, которая совершается в России. Началась она не сегодня и совершается все время. Господа, раз происходит трагедия, а не драма, тогда всякие угрозы, всякие обличения теряют свою силу, ибо трагедия идет, как сила стихийная, как сила природы. То, что мы здесь говорим, это напоминает мне те дни давнишней истории, когда к Византии подошел неприятель и когда Византийская, Константинопольская партии спорили между собой о разных частностях, тонкостях, о своих несогласиях. Если бы у нас было национальное чувство, у нас не могло бы быть тех неуловимых оттенков, которые нас разделяют, нас, собравшихся в этом зале. И, если мы возьмем Россию, как целое, мы увидим тысячи противоречий жизненных, глубоких и отвлеченных, существующих между различными классами. И вот положение становится еще яснее в смысле безнадежности; если мы одного пункта нашей программы не можем уступить друг другу, то тем менее мы можем уступить друг другу житейские реальные интересы. Вот поэтому я и думаю, что примем ли мы эту резолюцию, или внесем мы в нее поправки, то история все же отметит, что собрались кооператоры, интеллигенты, - в большинстве своем мы ведь интеллигенты,- и национального чувства у них не оказалось. За время происходящей революции мне приходилось бывать в разных общественных классах и группах, в средних и высших сословиях, и везде приходилось убеждаться в одном, что на верхах у нас национального чувства нет. И вот остается, господа, для нас загадка, что же такое представляет собой наш народ, народные массы, рабочие классы и крестьянство в особенности, которое во всем мире является носителем национального чувства. Этой загадки мы не можем сейчас разрешить, и она только должна нас волновать, должна привлекать наше самое пристальное внимание и впредь определять линию нашего поведения.

Есть кооператоры, которые говорят, что мы от народа, что мы делаем народное дело. А поняли ли мы наш народ, не следили ли мы за ним по газетным корреспонденциям, не искали ли мы его в партийных союзах? В этом отношении и направлении лежит наша глубочайшая драма.

Вот какой вопрос я считал бы, что вы должны поставить перед своей совестью и только одного голоса этой совести, исключив все умствования, нужно держаться, решая этот вопрос. Как вы его решите, я этого не знаю. Звать я вас не могу, и я, господа, считаю, что голос народного движения, народной души, он обязателен, ибо мы не можем отделиться от народа, ведь мы не святые, не юродивые, мы обыкновенные российские граждане, часть своего народа, сжились с ним вместе и отделиться от него мы не можем. И вот, когда подходит решающий момент, я считаю, что нужно высказаться, и тогда мы можем выйти отсюда с сознанием, что мы провели здесь это время не напрасно. Так ли мы его сейчас проводим здесь в обсуждении всех тонкостей и деталей, в поднимании той интеллигентской фразеологии, которая уже достаточно показала свою бесплодность? Если мы так проведем время, то напрасно мы собрались сюда»[28].

Выступление А.А. Евдокимова поддержал Н.П. Огановский: «Сейчас мы все время уклоняемся в сторону, разыскивая, кто виноват во фразеологии. И А.А. Евдокимов прав, что виноваты мы все. И у нас нет национального чувства, и у народа нет национального чувства»[29].

Мысль о том, что без народа «мы ничего сделать не сможем» А.А. Евдокимов повторил, выступая в прениях по докладу В.Н. Зельгейма «Очередные задачи кооперации в борьбе с хозяйственной разрухой»: «У нас есть кооперативные учреждения и механизм у нас работает, но нужно признаться, что этот кооперативный механизм с народом еще не спаян, не связан. Восемь месяцев мы только и делаем, что разъединяемся»[30].

§ 2

Все последующие годы революции и гражданской войны А.А. Евдокимов провел «в народе». Летом 1918 г. (с 1 июня по 24 августа) он принял участие в организованной американским христианским союзом молодых людей (ИМКА-УМСА) плавучей агрономической культурно-просветительной выставке. Организаторами хозяйственной стороны дела были американские агрономы и педагоги, а лекторами и сотрудниками - русские врачи и агрономы[31].

Пароход «Керженец» прошел по Волге путь от Симбирска до Решмы (Костромская губерния) с заходом на две близлежащие остановки в Оку. Всего было сделано 42 показательных остановки в населенных пунктах Нижегородской, Казанской, Костромской и Симбирской губерниях. Выставку посетило 30 тыс[яч] жителей этих губерний[32].

Три года спустя А.А. Евдокимов вспоминал об этой поездке в опубликованной им в Вологде книге: «В нашем отряде агрономы, врачи, педагоги, кооператоры. Каждый по своей специальности старался вникнуть в хозяйственную жизнь края. Посещали для этого кооперативы, поля, сады, больницы, школы, собирали собрания учителей, кооператоров, садоводов. […] Находившиеся в нашем отряде американские педагоги и агрономы немало дивились однобокости нашей культуры. Большие успехи в искусствах, музыке, литературе, а в обработке земли, почвы, в хозяйстве, в домашнем обиходе отстали от “духа века”. Мы чуть ли не единственный великий цивилизованный народ, который не использовал открытий науки в XIX веке для поднятия своего сельского хозяйства»[33].

Приводя цитату из одного исследователя Среднего Поволжья, который называл Симбирскую губернию (родину А.Ф. Керенского и В.И. Ленина) - «постоянно голодающей губернией», А.А. Евдокимов наверняка вспоминал свои скитания по Волге 20 лет назад и то, что видел тогда сам: «Горемычное население приспособлялось к своей тяжелой судьбе. Для этого оно применяло “зимнюю лежку”. “Лежка” - это приспособление к минимальным потребностям, своеобразные опыты по отучению человека от пищи. Чтобы меньше есть, нужно меньше двигаться. Даже вовсе перестать двигаться, перестать говорить, перестать дышать и думать - больше спать, спать и спать, потому, что во сне все процессы задерживаются. В доме воцаряется мрак и тишина по разным углам. На печке и на полатях кучками и в одиночку лежит вся семья. Думы всех поглощены “лежкой”, сокращением дня и ночи... Целый уезд образует сказочное царство, где в течение долгой зимы царит непробудный сон»[34].

Такова была Российская жизнь в преддверии XX в. Изменить ее не хотел только тот, кто не имел сердца...

По окончании работы на «Керженце» А.А. Евдокимов, видимо, учительствовал в нижегородских селах[35], а затем, по данным первого издания Большой Советской Энциклопедии, «занимался культурнопросветительной работой среди крестьян на юге»[36].

В одной из книг самого А.А. Евдокимова находим замечание, что зиму 1920-21 гг. он прожил в Мариупольском уезде Донецкой губернии[37].

В Мариуполе на одном из митингов он познакомился со студенткой сельскохозяйственных Стебутовских (женских) курсов в Петрограде - Надеждой Ивановной Бобровой. К 1917 г. она окончила 4 курса Стебутовских курсов. Осенью 1917 г. Временное правительство приостановило деятельность столичных сельскохозяйственных учебных заведений в связи с «разгрузкой» столицы, и зиму 1917-18 гг. Н.И. Боброва проучилась в Харьковском сельскохозяйственном институте.

Евдокимов и Боброва поженились. Н.И. Евдокимова[38] сохранила предсмертные письма Андрея Андреевича, публикуемые в последней главе этой книги. В защиту арестованного мужа она писала письма сталинским судьям и прокурорам, а после смерти диктатора добилась реабилитации А.А. Евдокимова.

Сохранилась групповая фотография, на которой в центре - А.А. Евдокимов. Надпись на обороте принадлежит Н.И. Евдокимовой: «Группа учителей для школ повышенного типа для крестьян по датскому образцу - инициатива Андрея. 1919 год. Ноябрь. Перед выездом после окончания курсов на места работы. Финансировала кооперация».

Свой опыт по устройству кооперативных школ по датскому образцу для взрослых крестьян в Великороссии и на Украине в 1918-1921 гг. А.А. Евдокимов изложил в книге «Зимние крестьянские школы, как первая ступень кооперативного образования в сельской местности», изданной в 1922 г. Вологодским Союзом Северных Кооперативных Союзов (Северосоюзом).

По Евдокимову: «Исторические судьбы […] не благоприятствовали ни самодеятельности, ни социальной заинтересованности нашего крестьянства»[39]. Исходя из этого он считал: «Как в рабочем классе первостепенную роль в деле жизнетворного воспитания должны взять на себя профессиональные союзы, так в земледельческой среде эту роль могут выполнить и должны выполнить кооперативы. […] Мы полагаем, что выдвигаемая нами зимняя крестьянская школа может явиться на ближайшие годы первой ступенью кооперативного образования. Она с полным правом может быть названа и кооперативной школой, ибо ее назначение создать в каждом селении активно действующий кружок кооператоров-земледельцев. […] Устраивая зимнюю крестьянскую школу, местные кооперативы делают подарок своей местной общественности, но вместе с тем, они создают некий научный фонд для своей и текущей, и будущей работы. Силы и средства, затраченные на это дело, есть хорошо направленная животворящая сила»[40].

Этими словами А.А. Евдокимов завершил книгу и написал «Вологда. Июль. 1921 года».

Из материалов архивно-следственного дела Андрея Андреевича известно, что в Вологде он работал в Потребсоюзе. Тогда же, в Вологде, он познакомился и подружился со своим будущим архангельским соавтором и «подельником» А.Ф. Ростиславиным. «Твердый практик», А.А. Евдокимов в другой своей «вологодской» книге призывал кооператоров: «Надо взять твердую кооперативную линию и очистить нашу социальную психологию от “Да это Богу угодно...”. Между Западом и Востоком мы впадаем временами в податливый фатализм по отношению к случаю или испытанию. Так жить нельзя»[41].

Первую половину 1921 г. А.А. Евдокимов и его жена провели в Москве. Ходили в гости к немногим оставшимся старым друзьям Евдокимова, и всюду, как много лет спустя вспоминала Надежда Ивановна, в качестве угощения был только чай...

Краткий период времени А.А. Евдокимов работал в одном из институтов столицы. Есть неподтвержденные пока сведения, что он участвовал в работе Американской администрации помощи (АРА).

К 1921 г. старая российская кооперация, плоть от плоти которой был А.А. Евдокимов, была фактически разгромлена. Еще в 1919 г. возникло так называемое «Дело Центросоюза». Сначала в Петрограде арестовали заведующего Петроградским отделением Союза В.Н. Крохмаля, старого деятеля профессионального и кооперативного движения, участника 2-ой Всероссийской профессиональной конференции. (Центросоюз стоял во главе русского кооперативного движения, и было закономерно, что большевики начали с него.) Затем уже в Москве ВЧК арестовала членов Правления Центросоюза Д.С. Коробова (председатель), В.А. Кузнецова, А.Н. Лаврухина, А.М. Никитина. В итоге в августе - сентябре 1920 г. в Москве прошел судебный процесс. На скамье подсудимых - 19 человек; в том числе и К.А. Гвоздев, рабочий, видный деятель профессионального и кооперативного движения, бывший министр в правительстве А.Ф. Керенского.

А.М. Никитину, тоже старому соратнику А.А. Евдокимова и бывшему министру А.Ф. Керенского, вменялось в вину, что он, возглавляя Временный кооперативный комитет по делам юга России, был лоялен по отношению к А.И. Деникину и присоединился к борьбе с большевиками, оказывая помощь деникинцам.

Председатель Центросоюза Д.С. Коробов был посетителем заседаний белогвардейского «Национального центра», проходивших на квартире известной кооперативной деятельницы Е.Д. Кусковой (в 1921 г. С.Н. Прокоповича и Е.Д. Кускову выслали из Советской России).

Первые аресты кооператоров прошли в конце 1919 г., а в апреле 1920 г. сам Ленин выступил с речью о кооперации на очередном съезде большевиков, в которой заявил:

«[…] в кооперации сидит целый ряд контрреволюционеров […].Тут справедливо сказали о ЧК. Если благодаря своей близорукости вы не можете изобличить отдельных вожаков кооперации, то посадите туда одного коммуниста, а хороший коммунист есть в то же время и хороший чекист, то поставленный в потребительское общество, он должен притащить, по крайней мере, двух кооператоров-контрреволюционеров»[42].

На этом же съезде, всесильный в то время секретарь ЦК РКП(б) Н.Н. Крестинский выступил с резолюцией, подчинявшей всю работу кооперации наркомату труда. Была принята, правда, другая резолюция, оставлявшая кооперации некоторую самостоятельность.

Тот же Н.Н. Крестинский, занимавший еще и пост наркома финансов, требовал на съезде жестких мер по отношению к старой кооперации, т[ак] к[ак] кооператоры это «не специалисты по заготовке, хранению, перевозке и распределению продуктов», а носители «политически и социально реакционной идеологии»[43].

Спустя дней десять после съезда последовали новые аресты старых кооператоров. ВЧК при этом заявляла, что открыт заговор нового рода, не военный и политический, а экономический. А за два месяца до суда над кооператорами большевик А.М. Лежава, ставший первым председателем уже советского Центросоюза заявил: «Мы с удовлетворением можем констатировать, что после трех лет борьбы со старой кооперацией, от последней ничего не осталось»[44].

А.С. Орлов, который во Временном правительстве был товарищем министра торговли и промышленности С.Н. Прокоповича, в 1918 г. работал в сибирской кооперации, а затем эмигрировал, опубликовал в Париже книгу, где писал:

«Последние остатки кооперации в России были уничтожены советскими декретами 27 января и 19 апреля 1920 года. Согласно этим декретам все виды кооперативных организаций были слиты в потребительскую коммуну и подчинены ей, объединенные коммуны вместе со своими губернскими и центральными организациями составили в своей совокупности правительственный распределительный орган, содержащийся за счет государственных ассигнований и ничем по существу не отличающийся от других органов Советской власти.

Тем не менее сохранили за этой системой название потребительской кооперации», а центральный орган продолжали именовать Центросоюзом[45].

Ликвидация старого Центросоюза и замена его новым большевистским происходила как раз по сценарию большевика-чекиста номер один - В.И. Ленина. В Центросоюз еще в 1918-19 гг. были посланы представители-комиссары. Понадобилось 1-2 года, и чекистское обвинение было сфабриковано. Выборные члены Центросоюза арестованы, а 27 апреля 1920 г. Совет Народных Комиссаров, во главе которого стоял В.И. Ленин, освободил в связи с «раскрытием преступлений в Центросоюзе» от обязанностей членов Правления Центросоюза Д.С. Коробова, А.Н. Лаврухина, В.А. Кузнецова и находившихся за границей А.М. Беркенгейма, Е.О. Ленскую, В.Н. Зельгейма, Вахмистрова, Н.М. Михайлова...

Суд Верховного трибунала проходил под председательством чекиста И.В. Ксенофонтова. «Дело» в отчете о процессе, опубликованном в «Известиях» выглядело так. Член Правления Михайлов был командирован на Украину. При отступлении белых уехал из Харькова в Ростов-на-Дону на кооперативный съезд. Оттуда - в Екатеринодар и за границу. Член Правления Вахмистров отправился в Сибирь. После падения Колчака оказался в Париже. Беркенгейм был командирован в США для закупки оборудования для ВСНХ. Оказался в Лондоне, где возглавил контору Центросоюза. Члены Правления Зельгейм и Ленская были отправлены в Швейцарию лечиться, но оказались в других странах. Совет Лиги Наций официально пригласил Беркенгейма сделать доклад о том, как российская кооперация смотрит на целесообразность и возможность товарообмена с Россией. 14 января Беркенгейм сделал доклад Клемансо, Ллойд-Джорджу и Нитти, а через два дня Совет Лиги Наций вынес решение о возможности снятия блокады и возобновлении торговли с Россией через кооперативные организации, о чем радиотелеграммой был извещен Коробов[46].

Весь «суд» занял 5 дней. Уже 5 сентября «Известия» опубликовали приговор: В.Н. Крохмаль - 3 года концлагеря, но амнистировать и освободить. А.М. Никитин - расстрелять, но так как раскаялся - 15 лет концлагеря. Д.С. Коробов, А.Н. Лаврухин и В.А. Кузнецов, а также Розен и Бертгольд - 15 лет концлагерей. Адольфу Мордуховичу расстрел из-за преклонного возраста снисходительно заменили пожизненным заключением в тюрьме. Ничего в приговоре не упоминалось о К.А. Гвоздеве[47].

Как видно из известинской публикации, большевиков пугала международная деятельность и высокий престиж российской кооперации за границей. Ленинский СНК там не признают, а кооператоров принимают и прислушиваются к ним первые лица крупнейших европейских государств. И как раз по самому насущному, вроде бы, для большевиков вопросу...

Действительно, еще весной 1919 г. был создан Объединенный комитет Русских кооперативных организаций в Лондоне. Осенью того же года в Лондоне прошло совещание русских кооператоров, а в Нью-Йорке основан Американский комитет русских кооперативных организаций.

16 января 1920 г. Верховный Совет в Париже решил возобновить торговлю с Россией и помочь русскому народу в лице русской кооперации, а 20-24 января обсуждение этих проблем состоялось на специальной конференции, в которой участвовали выдающиеся русские кооператоры: Е.О. Ленская, В.Н. Зельгейм, К.И. Морозов, И.В. Бубнов, К.И. Попов, А.Е. Малахов, Ф.И. Шмелев, Т.Б. Кузин[48].

Один из участников этого совещания архангельский кооператор А.Е. Малахов в 1921 г. писал: «Кооператоры, в лице А.М. Беркенгейма, стали добиваться у стран Согласия снятия блокады. […] Кооператоров арестовали и осудили за намерение свергнуть Советскую власть экономическим путем. Члены Правления Всероссийского Союза Потребительских Обществ Коробов, Лаврухин, Кузнецов получили 15 лет концлагерей. Остальные находились за границей». И вывод А.Е. Малахова: «Прорыв блокады стоил кооперации ее существования»[49].

Из кооперации сделали казенный департамент, подчинив трем наркоматам и ВСНХ. Старая кооперация была разгромлена повсеместно: и в центре, и на местах.

Глава Союза смолокуренных артелей Важской области[50] А.Е. Малахов был знаком А.А. Евдокимову. Союз был крупнейшим акционером Московского Народного банка. Сам Малахов насаждал и устраивал кооперацию всех видов в Архангельской и Вологодской губерниях, начиная с 1900 г. Кооперируемую Малаховым массу в основном составляло сельское население, т[о] е[сть] он занимался тем же, чем и А.А. Евдокимов - сельской кооперацией. Первые артели и общественные лавки А.Е. Малахов создал еще в 1901 г. В том же году он появился впервые с предложением продажи смолы важских кустарей в Германии, Голландии, Англии. Когда в 1914 г. Союз смолокуренных артелей Важской области, утвердив свой Устав в министерстве земледелия, получил легальный статус, он включал 23 артели (1620 человек). В 1918 г., перед тем как Союз был ликвидирован большевиками, он состоял из 52 артелей, 5 кредитных ассоциаций, 3 сельскохозяйственных обществ и 85 общественных лавок[51]. Союз был разрушен как раз в тот момент, когда он становился серьезным фактором в одной из наиболее важных отраслей народного хозяйства Северной России.

Особенностью сельскохозяйственной кооперации в России была ее значительная культурная роль. А.А. Евдокимов годами вел неустанную идейную и практическую работу за создание крестьянских школ, то же самое относится и к А.Е. Малахову. Избежав расстрела в 1918 г. в Шенкурске (уездный город Архангельской губернии, центр Важской области, где находилось Правление Союза) и ареста ЧК в Москве в июле 1919 г, Малахов нелегально перешел границу. В выпущенной им в Лондоне в 1921 г. книге отмечалось, что главной статьей расхода Союза было восьмиклассное коммерческое училище, которое Союз содержал на свои средства для обучения крестьянских детей.

Царское правительство не заботилось о просвещении в Важской области, и это училище стало там первой средней школой. «В нем мы хотели,- писал А. Е. Малахов,- подготовить духовные силы для преобразования края. […] Директором был местный крестьянин Яков Петрович Леванидов, любимец ребят и их первый друг. В 21 год он окончил университет. В 24 года его пригласили директорствовать. Он пал первой жертвой большевистского варварства. Его увезли во время бегства большевиков из Архангельска и расстреляли в Великом Устюге»[52]. Если А.Е. Малахов смог ускользнуть, то два других члена Правления Союза смолокуренных артелей Важской области были расстреляны. Г.А. Дегтев - 3 сентября в Вологде[53], а С.П. Костылев - 20 лет спустя - 13 января 1938 года в Архангельске[54]. За эти 20 лет Семен Петрович Костылев был дважды приговорен к лишению свободы: в 1921 г. на два года, в 1929 г. на пять лет. После отбытия этих пяти лет на лесоповале он работал в Архангельском институте промышленных изысканий.

Незадолго до второго ареста в соавторстве с А.А. Евдокимовым в 1927 г. С.П. Костылев издал книгу «Новое в смолокурении».

22 декабря 1937 г., когда НКВД, в связи с выборами в Верховный Совет, проводил в Архангельске массовые аресты Костылев был арестован и через 20 дней расстрелян.

Помимо эмигрировавших и репрессированных кооператоров, в 1919-21 гг. умерли В.И. Анисимов, В.П. Акимов-Махновец, А.Е. Кулыжный (один из организаторов Первого кооперативного съезда в 1908 г. С Кулыжным Евдокимов несколько лет работал в «Вестнике кооперативных союзов». Андрей Евменьевич был на 6 лет моложе Евдокимова), Н.А. Каблуков, А.А. Николаев, А.С. Посников, М.И. Туган-Барановский и др., ставшие жертвами голода, холода, болезней периода гражданской войны.

Погибли в эти годы и друзья по рабочему и профессиональному движению: И.С. Астров умер в чекистской тюрьме в Саратове, Г. Смолин-Батурский в Витебске, Д. Кольцов (Б.А. Гинзбург) в Уфе, П.М. Могилянский в Киеве, А.А. Исув в Москве, на Украине расстреляли Г.С. Хрусталева-Носаря... Многие из умерших и расстрелянных были моложе А.А. Евдокимова, которому не было и пятидесяти.

Еще в 1918 г. большевики национализировали МНБ, соединив его с Госбанком.

Старый товарищ А.А. Евдокимова В.В. Шер был теперь председателем Правления Сельхозсоюза, Н.В. Чаянов тоже занимал неплохое положение: член коллегии наркомата земледелия и директор Института сельскохозяйственной экономики при Петровской сельскохозяйственной академии. Возможно, именно в институте у А.В. Чаянова и работал А.А. Евдокимов и стал там членом ТКП. К середине 1921 г. она уже имела свои организации более чем в десятке губерний[55].

18 августа 1921 г. лидер ТКП С.С. Маслов покинул Советскую Россию. 12 октября 1921 г. он прибыл в Чехословакию из Польши и приступил к широкой пропаганде идей партии. В Праге он организовал первую заграничную группу партии. Вскоре они были созданы также в Югославии, Болгарии, Польше, Литве, Латвии, Эстонии, Финляндии, Франции, Англии, Германии и других странах.

Между тем в Советской России нетерпимость к инакомыслию росла.

Осенью 1922 г. из нее были высланы Н.А. Бердяев, П.А. Сорокин (был оппонентом А.А. Евдокимова на съезде Крестьянского Союза в 1917 г., а в Праге стал одним из лидеров заграничной ТКП) и многие другие крупнейшие деятели науки, культуры. Н.Д. Кондратьева большевики также включили в списки кандидатов на высылку, но не выслали. (В 1924 г. во время командировки Н.Д. Кондратьева в Западную Европу и в США П.А. Сорокин и Н.Д. Кондратьев встречались в Миннеаполисе штат Миннесота, где П.А. Сорокин был с 1924 г. профессором социологии. Когда несколько лет спустя Н.Д. Кондратьев был арестован в СССР и объявлен лидером подпольной ТКП, то П.А. Сорокин пытался организовать выступление американских ученых в поддержку своего старого, еще со времен учебы в училище в Костромской губернии, товарища).

Среди высланных были и кооператоры, в том числе А.А. Булатов, председатель Правления Новгородского товарищества промысловых и сельскохозяйственных кооперативных союзов. Булатова арестовали 15 августа 1922 г., а 26 августа коллегия ГПУ постановила выслать его за границу[56]. А.А. Булатов был в первой группе высланных. Эта группа уехала поездом из Москвы. В Риге Булатов сошел с поезда. Последующие годы был активистом ТКП в Эстонии. В 1940 г. Красная Армия захватила прибалтийские государства. А.А. Булатова арестовали и расстреляли в Ленинграде 8 июля 1941 г.[57]

В начале 1920-х гг. бежал в Эстонию из России сын А.Е. Малахова - 16-летний Георгий Малахов. Опасаясь высылки из Эстонии обратно в Советскую Россию он затем нелегально перешел эстонско-латвийскую, латвийско-польскую, польско-литовскую, литовско-польскую, польско-немецкую границы. Один год прожил в Германии, изучая языки и готовясь к поступлению в гимназию, а затем вновь нелегально перешел немецко-чехословацкую границу. Получив право жительства в Чехословакии, учился в Русском институте сельскохозяйственной кооперации в Праге. Стал членом ТКП и секретарем С.С. Маслова.

Один из немногих оставшихся в живых членов ТКП Г.А. Малахов писал в 1996 г. в уже цитированной нами статье:

«В 1922 году С.С. Маслов покинул Россию, чтобы за границей организовать издательство партийной литературы. Во многих столицах Европы выступал на эмигрантских собраниях с докладами о России и закладывал там ячейки ТКП. Окончательно он обосновался в Праге. Там он, как бывший гласный Вологодской городской думы был принят в состав Объединения российских земских и городских деятелей (сокращенно “Земгор”)[58]. Это была самая мощная финансовая организация русской эмиграции в Праге. В 1923-1924 годах он заведовал заграничным отделом Пражского института изучения России. В то же время он руководил работой Комитета практических проблем сельской жизни. Так называлось это учреждение. В эти же годы он читал лекции в Русском народном университете в Праге.

Будучи в Сибири[59], С.С. Маслов познакомился с Богданом Павлу, председателем Национального совета Чехословацкого войска, который играл значительную роль в русских Челябинском и Уфимском совещаниях. В учрежденной Чехословацкой республике Богдан Павлу занял пост председателя Комитета земельной реформы. С.С. Маслов стал получать от него небольшую, но регулярную денежную помощь. Это дало ему возможность организовать в Праге издание партийной литературы и содержать небольшой партийный аппарат. С этих пор он посвятил себя исключительно партийной работе, которая заключалась в организации партийных ячеек, в издательстве и в нелегальном распространении литературы внутри России. Для борьбы с большевистской контрреволюцией туда направлялись нелегально партийные пропагандисты, агитаторы и организаторы.

С.С. Маслов не отвергал террористической деятельности против большевистских палачей, но не считал ее особо эффективной, предпочитая путем пропаганды партийных идей привлекать к себе крестьянство, честных большевиков и военачальников Красной Армии. Мне это известно, т[ак] к[ак] я сам принимал участие в конспиративной деятельности партии.

В 1924 году Сергей Семенович издал свой двухтомный труд под названием “Россия после четырех лет революции”. Им было написано несколько брошюр и много листовок в защиту демократии, призывающих к свержению большевистской диктаторской власти.

Политическое мировоззрение С.С. Маслова основывалось на признании первостепенной ценности человеческой личности: не человек для общества и государства, а общество и государство для человека.

В хозяйственной области он предлагал безвозмездный возврат всех сельскохозяйственных угодий трудовому крестьянству в частную собственность, реорганизацию колхозов в сельскохозяйственные кооперативы, расформирование совхозов и передачу всего имущества крестьянам, свободную торговлю и свободу предпринимательства. Государственными предприятиями остаются только железные дороги, военные и медицинские заводы, больницы, финансы, народное образование и средства связи.

В общественной области - создание правового демократического государства, осуществление прав человека и гражданских свобод, равенство всех национальностей России, но не допущение создания государственных объединений с господствующей национальностью, широкое самоуправление.

В области духовной - полная свобода творчества в области науки, философии, искусства и религии.

Центром заграничной деятельности ТКП становится Прага. На первом партийном съезде, состоявшемся в 1927 году избирается Центральный Комитет и Совет Партии.

Первым председателем ЦК ТКП был избран Андрей Александрович Аргунов, народоволец, эсер, политический каторжанин, один из организаторов партии социалистов-революционеров в 1902 году (вместе с Е.К. Брешко-Брешковской и Г.А. Гершуни); первый ее председатель и основатель и редактор партийного органа эсеров - “Революционной России”, два номера которого нелегально были изданы в России. Затем эсеры стали издавать его в Женеве под редакцией В.М. Чернова. В Учредительное собрание А.А. Аргунов был избран по объединенному списку партии эсеров и Совета крестьянских депутатов Смоленской губернии. После революции 1917 года он был одним из организаторов “Союза Возрождения”, по поручению которого был направлен на организаторскую работу в Сибирь. Участник первого Челябинского совещания. Адмиралом Колчаком был выслан из Сибири вместе с Авксентьевым и другими эсерами. Затем генералом Деникиным был выслан с юга России за границу. А.А. Аргунов выпустил книгу “Между двумя большевизмами” и “Воспоминания”.

Генеральным секретарем ТКП был избран С.С. Маслов. Членами Центрального Комитета - Б.В. Седаков, А.Л. Бем, М.В. Личаченко, Н.А. Антипов. Позднее в состав ЦК кооптированы: Герасим Грачев (руководитель Харбинской организации ТКП), М.Ф. Ковалев, В.М. Бухштаб и священник о. Всеволод Колымацкий.

Членами Совета ТКП были избраны: В.Е. Татаринов (Рига), Б.К. Семенов (Печоры), П.А. Богданов (Таллин), Г.И. Царик (Белград), А.Н. Лазаренко (Белград), Н.П. Вакар (Варшава) и другие.

Платным секретарем ТКП «К.Р» был назначен В.Ф. Бутенко. Он не был членом ЦК, но был доверенным лицом С.С. Маслова и руководил шифровальным отделом партии. Шифровальщиками работали: А.Г. Лурьи и Оссовский.

ТКП издавала журналы под редакцией С.С. Маслова, Б.В. Седакова и В.Е. Татаринова. Сначала издавался “Вестник крестьянской России”, а затем - “Знамя России”. Представители журнала находились в разных странах: в Белграде - Н.М. Яковенко, в Варшаве - Вакар, в Таллине - А.А. Булатов, в Финляндии - Григорков, в Литве - Пикучинас, в США - Самбуров, в Харбине - Грачев и другие.

Центральный комитет ТКП и редакция журнала помещались в Праге - 2, Краковская ул. № 8. Помещение состояло из трех проходных комнат и кухни. Первая комната была больших размеров. В ней происходили собрания членов ТКП и устраивались доклады, на которые приглашались видные эмигрантские политические деятели и ученые: А.Ф. Керенский, А.И. Гучков, С.И. Гессен, Д.И. Иванцов, “Петров” (член ЦК ТКП, постоянно проживающий в Сов[етской] России и нелегально прибывший в Прагу), С.Г. Пушкарев, П.Н. Савицкий, А.Н. Фатеев и другие. Во второй комнате находилась “шифровальная”, в которой зашифровывались отправляемые и расшифровывались получаемые из России с курьерами письма. В ней же происходили собрания комиссий ЦК (предсъездовская и другие). В последней комнате состоялись собрания членов ЦК. Там же находилась редакция журнала.

Кроме этого помещения в Страшницах (часть Праги) ул. на Клинку № 853 состоялись собрания молодых членов партии. Туда тоже приглашали читать лекции и доклады видных политических деятелей (В.М. Чернова, Е.Е. Лазарева и других).

Конспиративные квартиры для прибывающих из России снимались в Праге или в пригородах, всегда в разных местах. Даже члены Центрального комитета, за исключением С.С. Маслова, не знали этих адресов.

В следующих европейских государствах существовали партийные группы, которые нелегально переправляли партийную литературу и пропагандистов в СССР: Финляндия, Эстония, Латвия, Польша, Румыния. В Азии такие группы существовали в Турции и Маньчжурии.

С.С. Маслов в своей книжке, изданной в Белграде в 1930 году[60], описал несколько случаев нелегальной деятельности членов ТКП в СССР. В Польше этой работой руководил Вакар, в Латвии - Татаринов, в Эстонии - Богданов. Одно время склад литературы ТКП в Финляндии находился в “Пенатах”. Возможно, что это было после смерти художника. Я узнал об этом после смерти И.Е. Репина. Имя руководителя мне неизвестно. Факт наличия литературы ТКП в “Пенатах” подтвердил племянник художника, с которым я одно время жил в одном доме в Уезды над Лесы (пригород Праги). На Дальнем Востоке этой работой руководил Грачев.

Нелегальная деятельность ТКП состояла в переноске через границу партийной литературы и распространения ее в СССР, а также в организации там нелегальных групп партии. Такую литературу обычно переносили в заплечных мешках на спине. […]

Передовая часть крестьянства не верила большевикам и в незыблемость НЭПа. Она сознавала, что НЭП является не следствием милости большевиков, а следствием победы крестьянства над большевиками. Для закрепления этой победы крестьянству необходимо было установить в России свою власть. Без наличия своей политической партии это осуществить было невозможно. Стихийно стали возникать независимые друг от друга крестьянские политические организации. Это началось уже в 1921 году, до создания Трудовой крестьянской партии, в самом начале НЭПа. В 1921 году я посетил родные места в Шенкурском уезде. Один крестьянин, хороший знакомый моего отца, все выпытывал у меня, как будто я знал, когда установится настоящий порядок. В деревне Усть-Пуе другой крестьянин сообщил мне, что в соседнем уезде началось вооруженное восстание крестьян против большевиков и что в южных деревнях уезда уже готовятся присоединится к восставшим. Такие же восстания происходили во всей России (Антоновское и другие). Они были подавлены, но уже в 1925 году снова начались крестьянские волнения. […]

Раскол между членами ЦК ТКП произошел по поводу полномочий ожидаемого правительства, составленного из членов партии после падения диктатуры большевиков. Столкнулись две точки зрения.

С.С.Маслов утверждал, что на время переходного периода вся власть в России должна принадлежать ЦК ТКП. Все остальные органы власти должны подчиняться ему.

А.А. Аргунов настаивал на том, что первая власть, составленная из членов ТКП, должна иметь строго демократический характер.

Ни та, ни другая сторона не пошли на компромисс и “демократы” - А.А. Аргунов, Н.А. Антипов, А.Л. Бем, М.Ф. Ковалев, М.В. Личаченко и В.М. Бухштаб и Д.И. Иванцов сложили с себя полномочия членов ЦК и вышли из партии. Членами ЦК остались: С.С. Маслов, Б.В. Седаков и к ним примкнул Б.Ф. Бутенко. Раскола в партии не произошло. Все организации ТКП в Европе остались в партии.

По вопросу о приходе к власти возникло два мнения. Оставшиеся в партии члены ЦК полагали, что сразу же после падения большевиков придет к власти ТКП. Значительная часть членов партии, особенно молодежь, полагала, что власть в России захватит либеральная часть коммунистов, которая воспрепятствует приходу к власти ТКП. Как видим, более прозорливой оказалась вторая точка зрения.

9 мая 1936 года С.С. Маслов выступил в Праге с докладом на тему “В преддверии войны”. В самом начале доклада он заявил, что “в будущей войне дело будет не только и не столько о комвласти, сколько о богатствах России. Долг и честь требуют защищать границы”. Позиция пораженцев “и не благородна и не умна”. Оборонцы же должны понять, что “во имя обороны ни перемирия, ни мира, ни союза с ком-властью не может быть и не должно”. Третья позиция. “Если ком-власть продолжит спуск на тормозах, то население помирится с властью. Вряд ли эта позиция верна? Власть не сдаст добровольно своих позиций. Население вряд ли простит комвласть. Вера примирения населения с комвластью ложна”. […]

Такая установка на борьбу с оккупантами была принята всеми членами ТКП в Европе. В Чехословакии, Югославии, Польше, Франции и в других государствах члены ТКП приняли участие в Сопротивлении. Многие из них погибли. На пражских баррикадах был убит молодой талантливый скульптор Бжезинский. Он был членом ТКП. В Чехословакии же за отказ работать на Германию были арестованы, увезены в Германию и там расстреляны Никита Бирюк и Филлиповский. Сыновья последнего были командирами Красной Армии. В Белграде член ТКП Ф.Е. Вистеропский ехал со своими товарищами на автомобиле. Около главной почты они нарвались на гестаповцев. Завязалась перестрелка. Трое благополучно бежали через скверик, а Федора Ефимовича, тяжело раненого, гестаповцы взяли в плен. После выздоровления он был расстрелян в Маутхаузене. После войны в югославской газете “Политика” был обнародован ряд статей о его партизанской деятельности. Одновременно с ним был расстрелян немцами другой член белградской организации ТКП, Н.М. Яковенко, служащий Министерства путей сообщения. Он сообщал партизанам (через Вистеропского) о содержании немецких вагонов. В Далмации погиб в бою с итальянскими оккупантами член ТКП Лаптий.

Многие члены ТКП в европейских странах приняли участие в боевых действиях партизан против немецких завоевателей. Немалая заслуга в этом была С.С. Маслова.

После войны 1939-1945 гг. С.С. Маслов, выпущенный из немецкого заключения, попал в советское. О его дальнейшей судьбе до сих пор ничего не известно, как и о многих других членах ТКП. Просочились сведения лишь о расстреле П.А. Богданова и Б.К. Семенова.

Основные документы о деятельности Трудовой Крестьянской Партии “Крестьянской России” хранились в помещении Центрального Комитета в Праге. Они были сожжены Б.Ф. Бутенко при приближении к Праге Красной Армии и перед его бегством на Запад. У членов партии и их наследников, рассеяных по государствам Европы, Азии и Америки, вероятно, сохранилось много документов, по которым можно было бы воссоздать историю ТКП, но это - огромный труд, трудно осуществимый в настоящее время. Поэтому написать более полную информацию о ТКП теперь нет возможности.

Необходимо сказать несколько слов о личной жизни С.С. Маслова и о его постоянных сотрудниках, живших в Праге. Из членов ЦК ТКП только сам С.С. Маслов и Б.В. Седаков получали зарплату. Каждый из них получал по тысяче чехословацких крон. Секретарь Б.Ф. Бутенко получал 800 крон, а шифровальщики - по 600. Для сравнения: неквалифицированный рабочий в Праге в то время получал около тысячи крон в месяц. Остальные члены партии за свою работу зарплат не получали, за исключением тех случаев, когда требовалась именно их продолжительная помощь партии.

Жил С.С. Маслов в пригороде Праги, в деревне Хухли, откуда каждый день ездил на работу на велосипеде. В Хухлях в то время снимали комнаты бедные студенты, учившиеся в Праге. Занимал С.С. Маслов одну мансардную комнату. Завтрак и ужин готовил себе на электроплитке. Обедал в помещении редакции или в какой-нибудь столовой. Б.Ф. Бутенко вместе с двумя шифровальщиками жили в помещении редакции. Завтрак, обед и ужин готовили сами в кухне. Они же сами убирали все три комнаты»[61].

Свидетельство Г.А. Малахова - ценный исторический документ. Георгий Александрович был лично знаком с членами Центрального комитета ТКП, находящимися в Чехословакии, руководителем Дальневосточной организации ТКП[62] Герасимом Грачевым, «Петровым», членом ЦК из России... В 1934 г. Г.А. Малахов был председателем Первой группы партии, секретарем предсъездовской комиссии и докладчиком по идеологическим вопросам.

Будущие историки ТКП еще не раз будут цитировать эти его воспоминания.

Мы можем только предполагать, что в этот свой транзитный приезд с Украины в Москву по пути на родину жены - в Архангельск - А.А. Евдокимов встречался с заведующим вологодского представительства Кооперативного лесного союза В.К. Иковым (в 1905-06 гг. он работал в Екатеринославской организации РСДРП, представлял ее на IV съезде РСДРП в Стокгольме, в 1911-12 гг. находился в ссылке в Харькове, в 1918 г. работал в Центросоюзе в Москве, в 1921 г. стал товарищем председателя Всеколеса В.В. Шера), который в 1931 г. вместе с В.В. Шером станет одним из главных подсудимых на меньшевистском процессе.

Также А.А. Евдокимов мог встречаться с видным работником ВСНХ А.М. Гинсбургом. (В 1898 г. учился в Харьковском университете и занимался революционной деятельностью. Вместе с Ф.А. Кондратьевым и А.А. Евдокимовым находился в оппозиции к комитету РСДРП и пытался создать с ними отдельную организацию, с целью направить работу в русло массовой агитации, в то время как комитет РСДРП держался еще чисто пропагандистской линии.)[63]

В 1931 г. на том же меньшевистском процессе А.М. Гинсбург получит 10 лет.

Помянем, помимо уничтоженного большевиками Важского союза смолокуренных артелей, еще Союз кооперативов Северного края (Северосоюз) и Союз Сибирских маслодельных артелей. Их разгромили тоже.

С 1922 г. начался архангельский период жизни А.А. Евдокимова. По длительности - 18 лет, самый продолжительный после Суздальского... Из этих 18 лет два последних года пришлись на архангельскую тюрьму.