"Степнов в очередной раз направлялся в Москву на заседание Президиума ЦК профсоюза водников России. В купе пассажирского поезда он ехал, как всегда, один, вернее, со своим чемоданчиком, набитом денежными ассигнациями. В нём лежали взносы членов профсоюза и отчисления от прибыли профсоюзных предприятий. Деньги, как всегда предназначались для подкупа чиновников Совнаркома и аппаратчиков из Центрального комитета партии. Это были отступные за право свободной профсоюзной деятельности".

Моему деду ПЕТРУ ИВАНОВИЧУ СТЕПАНОВУ,
большевику и комиссару посвящается

Над огромной страной распростёрли свои крыла птице-люди, демоны революции, заклевавшие двуглавого самодержавного орла. Демоны питались людской кровью, и поэтому быстро наливались силой. Крови расстрелянных и замученных граждан, не согласных стройными рядами следовать в светлое коммунистическое будущее, проливалось так много, что демоны размножались в огромных количествах. Среди демонов высоко над землёй парили профессиональные революционеры, посвятившие жизнь идее строительства счастливого общества и создания нового человека, ведомого не божественным провидением, а твёрдой рукой коммунистических вождей. Ниже над землёй суетливо летали демоны помельче. Хищные птице-люди клевали кровавые куски человеческого мяса, оставшиеся на месте пиршества своих старших собратьев. В конце концов, человечины стало не хватать, и демоны начали пожирать друг друга.

Лев Давидович Троцкий, один из главных демонов революции, одна из самых ярких фигур большевицкой эпохи, относился к ярым сторонникам идеи мировой революции. Бредовая идея быстро потеряла привлекательность после поражения пролетарского бунта в Германии и провала наступления на мировой империализм в походе Красной Армии на Варшаву.

Утратив идейное лидерство, Лев Троцкий лишился поддержки в армии и партийной бюрократии. Обстоятельства толкнули его к поискам опоры в профсоюзах. В результате глубоких размышлений Троцкий пришёл к выводу о необходимости подчинения профсоюзов партии большевиков, вернее, той небольшой партийной группе единомышленников, во главе которой стоял. В партии развернулась дискуссия о свободных профсоюзах[1].

Пётр Степнов познакомился с Троцким ещё в гражданскую войну, когда Лев Давидович, будучи председателем Реввоенсовета республики, фактически командовал всей Красной Армией. Степнов, назначенный по распоряжению Троцкого комиссаром полка в конницу Семёна Будённого, подчинялся лично Главкому. Комиссар активно боролся против процветающего среди конармейцев бандитизма, и в связи с этим был нелюбим командующим Конной армией и ненавидим рядовыми конниками. В последующем это обстоятельство сыграло роковую роль в судьбе Петра Ивановича.

Следует признать, что борьба с бандитизмом среди красноармейцев не приносила ощутимых результатов. Комиссар полка не мог понять, почему, казалось бы, нормальные люди превращаются в кровожадных зверей и рубят шашками направо и налево любого, оказавшегося на их пути, не разбирая, кто перед ними – несущийся навстречу белогвардеец с саблей наголо или мирянин, забившийся от страха в угол. Ответ комиссар нашёл неожиданно, расстреливая собственноручно очередного убийцу-мародёра. В глазах молодого парня в гимнастёрке, без ремня и фуражки, стоявшего напротив малорослого чернявого комиссара в кожаной куртке с маузером в руке, стоял недоумённый вопрос: «За что?» Парень зарубил местного деревенского богатея, не пожелавшего пустить парня на постой, опасаясь за дочку-красавицу. Совсем недавно один такой же герой, истосковавшийся по женской ласке, пытался изнасиловать красавицу. Слава богу, спасли соседи, прибежавшие на крики о помощи. На людях насильник не решился закончить своё подлое дело.

Комиссар, пытаясь найти ответ на вопрос парня, увидел истоки бандитизма в самом себе, в своих соратниках по партии большевиков и вождях пролетариата. Они сами призывали таких вот ребят грабить награбленное, экспроприировать экспроприаторов, быть беспощадными к врагам революции. Мир – хижинам, война – дворцам! Большевики сами себя и всех, кто пошёл за ними, повязали кровью. Красная кровь, красное знамя, красные революционные шаровары, красноармейцы, красные конники, всё красное стало символом времени, залило города и сёла, степи, овраги, леса и поля России. Человеческая кровь стала движущей силой Красной армии, залогом её побед. Демоны революции летели навстречу победам и гибели.

Степнов опустил маузер и дал команду расстрелять мародёра в овраге, подальше от хутора.

После гражданской войны Степнов верой и правдой служил партии и лично Льву Давидовичу на руководящих должностях объединённого профсоюза железнодорожников и водников, возглавляемого наркомом путей сообщения Троцким[2].

Первые послевоенные годы Россия тяжело выходила из разрухи. Большевикам, чтобы не потерять источник красной человеческой крови, пришлось пойти на частичный возврат старых порядков. Новая экономическая политика (НЭП) милостиво разрешила частной инициативе накормить и одеть обнищавший народ.

Но больше экономической разрухи демоны революции боялись небесных ангелов, убеждающих человека в его божественном происхождении, чем ставили под сомнение право большевиков распоряжаться судьбами людей. Ещё демоны боялись земных ангелов, которым Бог вместо крыльев дал талант и возможность воспарять над обыденностью и проникать мыслью в суть вещей. Демоны крушили боговы храмы, расстреливали и ссылали в холодные, нежилые края священников, лишая людей мест общения с Богом и небесными ангелами. Безбожники затеяли показательные судебные процессы против Бога, приравняли веру к опиуму, а верующих к уголовным преступникам.

Земных ангелов безбожники уничтожали или выгоняли из страны. Сотни философов, сомневающихся в единственности пути, по которому повели большевики народ, были посажены на пароход и отправлены в безвозвратное заграничное плавание. Туда же последовали писатели, поэты, художники, учёные, все, кто отказался воспевать подвиги большевиков и создавать новоявленную пролетарскую культуру, символом которой стала девушка с веслом в Парках культуры и отдыха пролетариата.

В это время бывший комиссар полка Степнов, был назначен руководителем Каспийского райкомвода[3] и уполномоченным ЦК партии по Туркестанскому краю по заготовке хлеба для рабочих нефтепромыслов Баку. Страна Советов нуждалась в керосине. Кроме того, что продажа нефтепродуктов за границу приносила доход тощей казне первой страны социализма, все города России варили себе пищу на керосиновых керогазах и примусах. Очереди возле керосиновых лавок походили на фитиль, готовый вспыхнуть, только поднеси к ней огонь. Но демоны заливали кровью любую божью искру.

В городе Баку, Южной Пальмире, устоялась весна. Море дышало прохладным ветерком, принося лёгкий запах нефти от буровых вышек. Пышно цвели ярко-красные розы, словно по заказу коммунистической власти. Зеленели стройные кипарисы, возбуждая юношей к любовным стихам.

«Шаганэ, ты моя, Шаганэ…», – чуть слышно доносился голос из мейхане[4], где гуляла подвыпившая компания местных литераторов, собравшаяся в который раз в честь приезда в Баку скандального российского поэта Сергея Есенина[5].

Степнов столкнулся с Есениным случайно на Биби-Эйбатских нефтепроводах[6]. Большевик только что закончил политинформацию среди рабочих и вышел с группой провожающих из бытовки. На помосте, перекинутом от вышки к берегу, Степнов встретил компанию чисто одетых людей. В глаза резко бросилась разница между замызганными спецовками рабочих и модными костюмами непрошенных гостей. Оказалось, это местные власти показывали приезжему поэту нефтяные вышки. Компанию возглавлял партийный функционер, редактор газеты «Бакинский рабочий», мордатый здоровый молодой мужик, тёзка Степнова, Пётр Иванович Чагин. Подвыпившая компания шумно осматривала механизмы вышки и остановилась возле чана, куда сливалась нефть. Есенин зачерпнул рукой нефть из резервуара и, наблюдая, как медленно стекала по его ладони и рукаву шикарного костюма маслянистая чёрная жидкость, продекламировал:

«Не лучше ли церквей Вот эти вышки Чёрных нефть фонтанов. Довольно с нас мистических туманов…»

Неожиданно для всех поэт разбежался и прыгнул в чан с нефтью. Присутствующие при очередной пьяной есенинской выходке оторопели. Только тогда, когда голова человека, залитая чёрной краской, появилась на поверхности нефти, друзья поэта бросились ему на помощь.

- Это моё второе крещение! – выкрикнул поэт, извлечённый из нефтяной жижи[7].

Не знал поэт, что нефтяное крещение отдало его душу из рук Бога в хищные лапы демонов революции.

- С жиру бесятся бездельники! – со злобой произнёс худой, измождённого вида рабочий, обтирая руки о грязные штаны. Он с вызовом посмотрел на Степнова, совсем недавно рассказывающего им о диктатуре пролетариата.

Степнов не мог оставить эпизод с поэтом без внимания чекистов и написал о купании пьяного Есенина в нефти С.М. Кирову, возглавлявшему компартию Азербайджана, демону революции, прилетевшему с Севера устанавливать и укреплять советскую власть на Кавказе.

Очень скоро поэта найдут мёртвым в гостинице «Англетер» за тысячи километров от Баку, в Северной Пальмире. Что погубило поэта, самоубийство или сведение с ним счетов многочисленных врагов, порождённых поэтической свободой выражения мыслей и чувств, так и осталось тайной на долгие годы.

В Москве, при передаче денег из профсоюзного общака на политическую поддержку троцкистского движения, Степнов рассказал Троцкому о нефтяном крещении Есенина.

- Жаль, что не захлебнулся! Всё равно собака нашла собачью смерть![8] – отреагировал на рассказ своего помощника Лейба Бронштейн[9], ненавидящий Есенина за поэму «Страна негодяев», где, как шептались по углам, персонаж Чекистов, комиссар, жид и русофоб, очень походил на второго по влиянию в партии демона революции.

- Киров и Есенин – одна шайка, писаки и бабники! И конец у них один! – заклеймил Троцкий своих врагов.

Лев Давидович оказался пророком – спустя девять лет после гибели Есенина в Ленинграде, в коридоре Смольного, был убит Киров. И так же, как в убийстве поэта, причины и исполнители до конца не выяснены — то ли политические противники, то ли ревнивый муж приложил руку к громкому убийству высокого партийного начальника.

Ясно одно, демоны революции причастны к гибели всех, кто начинает сомневаться в необходимости питаться кровью людей, желающих жить свободно и думать свободно.

Демоны не вьют уютных гнёзд. Они не в состоянии создать нормальную семью. Для них нет разницы, чьей кровью питаться. Их кровожадность уничтожает собственных жён и детей, если они пытаются обзавестись ими. Трагическая участь семьи Сталина, генерального демона, известна всему миру. Посмотрите на жизнь других демонов, там не лучше.

В бакинский период жизни у Степнова родился мальчик. Младенца ему принесла жена Шура, большая светловолосая русская женщина с широким лицом. Пётр Иванович едва-едва доставал ей до плеча. По этой причине он фотографировался с ней сидя. Мальчик был копией мамы за одним исключением – на лице его выделялся большой горбатый нос, выдающий примесь кавказской крови, текущей в жилах отца. Действительно, дед маленького Бориса, огромный тамбовский мужик, приехавший на Кавказ в целях подзаработать на коровёнку на нефтепромыслах Каспия, нашёл себе невесту среди местных.

Пётр Иванович долго не решался завести ребёнка. Партийные и профсоюзные дела не оставляли места для семейного счастья, а тут он расслабился. Всему виной был НЭП, новая экономическая политика, допустившая частную инициативу. В атмосфере частного предпринимательства демонам дышалось всё труднее и труднее, а простым людям всё легче и легче. Степнов, истинный большевик, глотнув воздух свободы, на миг расслабился – и наказание в виде кричащего по ночам младенца пришло незамедлительно. Младенец оказался слишком крикливым, словно предупреждал весь мир о появлении на свет нового художественного таланта, впрочем, пропавшего в дальнейшем в попойках творческой интеллигенции, загнанной в угол кухни цензурой победившего социалистического реализма.

Только Степнов приступил к строительству уютного семейного гнёздышка, как начальство бросило его в сибирскую тьму-таракань, в Иркутск, уполномоченным Центрального управления рек. Возможно, перевод состоялся в результате плановой ротации кадров, но, может быть, к нему приложил руку Киров, отправивший троцкиста, написавшего донос на Есенина, поэта, столь любимого Сергеем Мироновичем, подальше от греха. Перед Степновым была поставлена задача — организовать Селенгинское пароходство в Улан-Удэ[10]. Первым делом уполномоченный вывесил на стене нового здания пароходства, собранного из толстых брёвен трёхсотлетней сибирской лиственницы, панно с нарисованным на нём капитаном, держащимся за штурвал, и надписью «Вперёд к мировой коммуне!» Вторая задача, сбор вступительных членских взносов, решалась медленнее, но он справился и с ней. Деваться владельцам пароходов было некуда. НЭП НЭПом, а угроза экспроприации частной собственности висела над ними дамокловым мячом, грозя в любой момент отрубить голову врагам революции. Под крышей троцкистского профсоюза было всё же спокойней. Степнов, собрав немалую сумму, отправил деньги в обшарпанном чемоданчике с нарочным и под охраной своему хозяину.

Ответная благодарность последовала незамедлительно. Степнова отозвали на работу в Волжский райкомвод, в Самару, где он приступил к строительству фабрик-кухонь для рабочих.

Куда только не бросала судьба Степнова, но везде с ним был чемоданчик. Перед отъездом на очередную стройку социализма истинный большевик всегда брал его с собой, обычно доверху набитый деньгами, выданными ему в профсоюзной кассе. С помощью ключа от этого чемоданчика открывались любые двери в любом государственном учреждении и коммерческой организации. По возвращению из командировок Пётр Степнов отчитывался в произведенных затратах расписками от физических лиц. Отсутствие оправдательных документов объяснялось произведением расходов в экстремальных условиях. Никто и никогда не предъявлял к нему финансовые претензии. Время было такое – некогда было заниматься бухгалтерским учётом. Вся страна того времени пела: «Наш паровоз, вперёд лети – в коммуне остановка! Другого нет у нас пути – в руках у нас винтовка!»

Перед каждой командировкой Степнов раскрывал свой чемоданчик, набитый денежными купюрами и небрежно, несколько рисуясь, спрашивал свою жену:

- Шура, сколько тебе оставить на жизнь?

И отсчитывал столько, сколько считал необходимым.

В то смутное и героическое время через обшарпанный чемоданчик Петра Степнова прошли огромные суммы взносов рядовых членов профсоюза. Частенько профсоюзными рублями оплачивались услуги политических сторонников и деловых партнёров Льва Давидовича Троцкого.

Последнюю денежную посылку Пётр Степнов передал Троцкому на железнодорожной станции г[орода] Бузулук, когда опальный демон революции направлялся в изгнание в Алма-Ату[11]. Тогда Лев Давидович, вальяжный, в меховом пальто, с огромной собакой, очень похожий издалека на знаменитого певца-баса Фёдора Шаляпина, принял деньги в пакете, извлечённом из обшарпанного чемоданчика Степнова, и со значением произнес:

- Борьба ещё только начинается, Пётр Иванович! Связь будем держать через посыльных. С сегодняшнего дня главное – не дать Кобе подмять под себя профсоюзы! Все его указания нужно саботировать!

Троцкий не был столь наивен, чтобы не понимать серьёзности своего политического проигрыша, но он верил в свою счастливую судьбу, до последних пор выручавшую его из самых трудных положений. Чего только стоил его провал в споре с Лениным о Брестском мире, когда под сомнение был поставлен основной политический козырь Троцкого – «Вперёд к мировой революции!» Но после ликвидации коммунистического мятежа в Германии и отвода из России кайзеровских войск Льву Давыдовичу удалось восстановить свое политическое реноме, двинув Красные полки на Варшаву.

К сожалению, неудача в дискуссии о профсоюзах обернулась для него крупным политическим и личностным поражением. Коба[12] воспользовался настроением партийных и профсоюзных масс, уставших от военного коммунизма, идейным лидером которого являлся Троцкий, и лишил его всех должностей и привилегий. Один из самых страшных демонов революции с крылом, перебитым его же сотоварищами, медленно отлетал в края забвения.

Пётр Степнов, преданный соратник Троцкого, до самого последнего дня, вплоть до момента эмиграции Троцкого за границу[13] получал ото Льва Давидовича указания и следовал им. Он приложил неимоверные усилия и потратил огромную сумму денег, препятствуя разделу профсоюза водников. Однако политическая воля генерального демона партии большевиков Иосифа Сталина и его сторонников побеждала.

Степнов в очередной раз направлялся в Москву на заседание Президиума ЦК профсоюза водников России. В купе пассажирского поезда он ехал, как всегда, один, вернее, со своим чемоданчиком, набитом денежными ассигнациями. В нём лежали взносы членов профсоюза и отчисления от прибыли профсоюзных предприятий. Деньги, как всегда предназначались для подкупа чиновников Совнаркома и аппаратчиков из Центрального комитета партии. Это были отступные за право свободной профсоюзной деятельности.

Кавказский горец, узурпировавший власть в партии и стране, в отношении профсоюзов неожиданно для всех пошёл по пути Троцкого – огосударствление профсоюзов и превращение их в придаток коммунистической партии. Для этого на первом этапе преобразований профсоюзное движение разрывалось на части по принципу, давно обкатанному историей – «Разделяй и властвуй!»

Вторым изуверским политическим приёмом стала передача профсоюзам государственных функций по социальному страхованию и контролю над исполнением трудового законодательства[14]. Тем самым партия приобретала право контроля над деятельностью профсоюзов. Если хочешь лишить самостоятельности независимую организацию трудящихся, передай ей на исполнение государственные функции – таков закон тоталитарного государственного управления. «Передай – и властвуй!» Коба не сам дошёл до этой идеи. Её родил Троцкий, а Сталин оказался повивальной бабкой. Совсем у бабки память плохая стала, забыла старая яростную борьбу с Львом Давидовичем за свободу профсоюзного движения!

Лидеры большинства профсоюзов, не согласные с линией партии, были сломлены или уничтожены в застенках ОГПУ. Дольше всех отстаивал свое право на самостоятельность профсоюз водников, объединяющий около полумиллиона работников морского и речного транспорта. Руководство профсоюза понимало, что разделение профсоюза и создание новых двух не только ослабит его, но и станет поводом для окончательного уничтожения соратников Троцкого.

Профсоюз водников плыл явно не ту сторону, куда указывала партия и 5-й Пленум ВЦСПС[15], следовавший в фарватере партийного корабля.

Члены ЦК профсоюза водников не могли знать, что их судьба уже решена. Семён Михайлович Будённый при обсуждении судьбы профсоюзов в узком партийном кругу обратил внимание в списке ЦК профсоюза водников на фамилию Степнова, своего давнего врага-комиссара:

- Иосиф Виссарионович, ЦК профсоюза водников – это гнездо троцкистов. Вот этот – бывший комиссар полка в моей прославленной коннице, назначенец Троцкого – преданный его соратник! Сколько он расстрелял красноармейцев, защищая деревенских богатеев! Как этот враг народа ещё гуляет на свободе!?

Присутствие Будённого на совещании не было обязательным. Герой гражданской войны, загубивший не одну невинную душу, находился всего-навсего в ранге заместителя наркома обороны, но генеральный демон неизменно приглашал своего партийного крестника на обсуждения вопросов борьбы с троцкизмом. Иосиф Виссарионович знал, как сильно ненавидел Троцкого отчаянный рубака.

Во время гражданской войны Лев Давидович называл Первую конную армию бандой, а её командующего – атаманом, и неоднократно предлагал Реввоенсовету республики расформировать бандитское военное соединение.

- В составе конницы Будённого в основном воюют деревенские парни из бедняков. Им всё равно за кого воевать — хоть на стороне советской власти, хоть на стороне батьки Махно, лишь бы иметь возможность безнаказанно грабить и убивать. Это — сплошная безыдейщина и невежество. Их нужно растворить в массе сознательного пролетариата! – убеждал членов Реввоенсовета его председатель.

Конфликт доходил до разоружения и ареста конных дивизий по личному приказу Троцкого. Спасали конную армию Сталин, Ворошилов и другие партийные демоны – выходцы из народа.

Причины личной неприязни лежали не только в разногласиях по методам ведения гражданской войны, в которой Будённый рубил людей, как капусту, а его хлопцы грабили и мордовали мирное население, но и в высокой образованности одного и глубоком невежестве многих.

Выдающаяся личность Троцкого всегда выпирала наружу. Высокомерный вид, правильно построенная речь, умные фразы, брезгливый изгиб губ, постоянная насмешка в глазах, в конце концов, пенсне, выводили из себя любого собеседника. Ответить Лейбе Бронштейну тем же могли немногие.

Будённый при упоминании имени Троцкого всегда про себя вспоминал лозунг черносотенцев «Бей жидов – спасай Россию!» и вслух смеялся над призывом председателя Реввоенсовета «Пролетарий, на коня!»:

- Как бы яйца и жопу себе не разбили пролетарии во время скачки!

Во время совещания Коба молча и бесшумно, как это он любил делать, прохаживался за спинами своих соратников, сидевших за длинным столом, терпеливо выслушивая их мнения. Остановившись за спиной товарища Менжинского, генсек выдавил из себя то ли вопрос, то ли ответ:

- Товарищ Менжинский расскажет нам о том, почему агенты Троцкого, окопавшиеся в ЦК профсоюза водников, до сих пор спокойно вершат свои грязные и подлые делишки – саботируют решения партии по развитию профсоюзного движения?!

При намёке генсека на его промах в борьбе с врагами партии и народа начальник ОГПУ[16] побледнел и судорожно начал искать нужный ответ. Вячеслав Рудольфович Менжинский по происхождению был дворянином, и революционная гильотина в любой момент могла отсечь ему голову, несмотря на то, что он всей своей жизнью доказывал преданность революции и лично Сталину. У него были огромные заслуги перед партией: 1,5 миллиона раскулаченных и выселенных в глухомань крестьян, 20 тысяч расстрелянных врагов народа, разоблачение групп вредителей («Шахтинское дело», «Промпартия») и агентов иностранных разведок, уничтожение троцкистов внутри страны и за рубежом.

Не смотря на реки крови, выпущенной из людей, Менжинский скорее походил на трусливого грифа, рвущего падаль, а не на птице-человека, демона.

Тем страшнее был этот полудемон, добывающий кровь для других. Он всегда ощущал голод, но боялся насытиться человеческой кровью, чтобы не выглядеть более сытым, чем его старшие собратья.

Начальник ОГПУ не трогал ЦК профсоюза водников по одной простой причине – из-за денег. Ещё в 1918 году Менжинский по поручению партии большевиков наводил порядок в финансовой системе России с помощью угроз и расстрелов саботажников в банках[17]. Именно тогда Вячеслав Рудольфович, выходец из обедневшей дворянской семьи, впервые почувствовал вкус и власть денег. Сколько денежных ассигнаций, золотых слитков, ювелирных изделий и произведений искусства прилипло к рукам революционера, сказать могли бы только служащие банков, музеев и хранилищ, расстрелянные без суда и следствия за саботаж.

Финансовых средств, как всегда не хватало. Тут ещё возникла необходимость платить зарплату борцам с контрреволюцией, членам только что созданных Революционных комитетов, и Менжинский полез в профсоюзные кассы. Наиболее состоятельным был объединённый профсоюз железнодорожников и водников, возглавляемый наркомом путей сообщения Л.Д. Троцким. Нарком сам нуждался в деньгах и предложил Менжинскому отступного. Тот предложение принял. С тех пор так и повелось: Вячеслав Рудольфович состоял на содержании профсоюза и до последнего времени не резал курицу, несущую для него золотые яйца. Хотя всякую мелкоту из региональных отделений профсоюза, этих затаившихся врагов партии и народа, он тысячами ссылал в лагеря и ставил к стенке. Но, видимо, пришло время расстаться с троцкистами-финансистами из ЦК водников.

- Иосиф Виссарионович! Операция по обезвреживанию троцкистов завтра завершается! Мы организуем заседание ЦК профсоюза в Москве и накроем здесь всю троцкистскую «малину»! – вскочив с места и вытянувшись по стойке смирно, доложил Менжинский

- И это будет правильно! – заметил Коба. Ему нравились блатные словечки ещё со времён тюремных застенков, куда он попадал за грабежи в революционной молодости.

Пётр Степнов, ничего не подозревающий о губительном для него решении высшего руководства страны, размахивая обшарпанным чемоданчиком и сунув для спокойствия руку в правый глубокий карман пиджака, где лежал заряженный револьвер, прямо с вокзала направился к месту встречи. Последнее время в целях конспирации заседания Президиума ЦК профсоюза назначались в глухих местах. Сегодня заседание проводилось в небольшом ресторанчике на окраине Москвы. Члены Президиума не выписывали себе командировки, оделись просто и вели себя, как простые люди: не шиковали по дороге, курили дешёвые папиросы, пили самогон. Разве, что позволяли себе купить билет в купейный вагон – не дай бог сопрут служебные документы. Ворья по поездам шныряло не меряно.

Когда Пётр Иванович добрался на извозчике до ресторанчика, стемнело. На дверях заведения висело объявление: «Закрыто на ремонт». Поздний гость постучал, как было условлено. Ему открыл элегантно одетый официант и провёл в небольшой зал, где весь состав Президиума уже был в сборе.

- С приездом, Пётр Иванович! — приветствовал его председатель Президиума Александр Ищенко[18]. – Пожалуй, начнём. Наливай!

Официант быстро разлил по рюмкам водку, и все выпили за встречу. Пока Ищенко информировал присутствующих о состоянии дел в профсоюзе и приводил доказательства против его разделения, члены Президиума закусывали. После доклада председателя вопросов не задавали. Единогласно согласились с проектом резолюции предстоящего съезда профсоюза, сохраняющей его единство.

Собственно, всё уже давно было оговорено и для многих казалось странным приглашение в Москву для обсуждения очевидного и согласованного решения. Сейчас, сидя за столом, поглощая водку, рюмка за рюмкой, вкусно и обильно закусывая, члены Президиума глушили тревогу, неожиданно появившуюся после голосования и подписания проекта резолюции. Такого порядка раньше не было. Голосовали – и все дела!

Председатель объяснил, что ему позвонили из ВЦСПС и сообщили о своём согласии на сохранение единства профсоюза, если он срочно представит проект соответствующей резолюции, подписанной всеми членами Президиума. Откуда он мог знать о том, что это была провокация, подготовленная в ОГПУ!? Разве он мог подозревать о готовящемся аресте членов Президиума профсоюза, как только они соберутся в Москве? Менжинский был мастером провокаций.

Хлебные фургоны подъехали к ресторанчику со стороны центра Москвы. Из них выпрыгнули люди в длинных серых шинелях, фуражках с тёмно-синим околышем и винтовками. Дверь в увеселительное заведение распахнулась — их ждали. Люди в серых шинелях с громким топотом пробежали через пустой банкетный зал и ворвались в комнату, где за столом сидели профсоюзные лидеры. Застигнутых врасплох людей стали избивать прикладами винтовок и ногами. Когда под ударами они затихали на полу, их безжизненные тела тащили волоком на улицу и забрасывали в фургоны, как мешки с песком. Так началось уничтожение ЦК профсоюза водников.

Спустя два года решением ВЦСПС без созыва съезда профсоюз работников водного транспорта был разделён на союз моряков и союз речников[19].

На Лубянке Степнову Петру Ивановичу предъявили обвинение в хищении профсоюзных средств в особо крупных размерах в целях финансовой поддержки врага народа – Троцкого, а также в незаконном ношении огнестрельного оружия. Оружие было именное, но на нём красовалась надпись: «Товарищу по борьбе за беззаветную службу революции. Председатель Реввоенсовета Л.Д. Троцкий». Растратчик профсоюзных средств был осуждён тройкой НКВД г. Москва на 10 лет без права переписки и выслан за пределы Москвы. Сгинул Пётр Иванович в Сибири, успев из Иркутска послать жене записочку: «Устраивай жизнь, как можешь. Без меня. Я не вернусь. Пётр».

Конфискованный чемоданчик с профсоюзными деньгами пропал в подвалах карающих органов революции. Он ещё всплывет на поверхность бурного политического моря России – этот чемоданчик и ещё много других чемоданчиков, кейсов, коробок из-под ксерокса, набитых денежными купюрами, эфемерным залогом бессмертия личной власти вождей-демонов.

Источник: Блог Сергея Степанова (http://novlit.ru/gukel/).