История профсоюзов

Исследования и публицистика

Воспоминания

Документы

Беллетристика

Периодика

Литературные опыты профсоюзников


/ Главная / Архивохранилище / Библиотека / Исследования и публицистика

Большаков В.П. Обуховская оборона

2012-10-11

История майской стачки 1901 года на Обуховском заводе (под Санкт-Петербургом)

20-й век огромная Империя Российская встречала оживлением общественной жизни. Кругом возникали легальные профессиональные организации рабочих и служащих, чиновников и интеллигенции: общества взаимопомощи, товарищества, ремесленные собрания. Важнейшие из них насчитывали тысячи членов, вступали в конфликты с работодателями, включались в политическую деятельность, налаживали связи с левыми нелегалами. Организовывались и революционеры: ещё в июле возникла СДКПиЛ (Социал-демократия Королевства Польского и Литвы). Упорно пытались собраться в единую всероссийскую партию эсеры. Охранка знала: как только это произойдет, поднимется устрашающая гидра террора. Страсти накалялись, и правительству становилось жарко. Нужно было что-то делать. С лёгкой руки начальника московского жандармского отделения Сергея Зубатова в Западном крае возникла легальная Еврейская независимая рабочая партия, основанная на хеврах (профсоюзах) ремесленников и служащих-евреев и оттянувшая из подпольных партий сотни активистов. Теперь Зубатов готовился открыть под полицейским надзором Общество взаимного вспомоществования рабочих механического производства города Москвы, которое противостояло бы предпринимателям, но гнало взашей революционеров. Совсем недавно возникло Русское собрание – дворянское объединение, призванное оградить трон и строй российские от посягновений.

А посягательства все учащались. Студенческая демонстрация в Питере 4 марта 1901 года пополнилась большим числом рабочих и вылилась, как вспоминал жандармский генерал Александр Спиридович, в настоящее побоище против полиции и войскового наряда с применением холодного и огнестрельного оружия. На столичных заводах вовсю обсуждали проект собственной рабочей демонстрации, назначенной на 22 апреля. Настроение везде было приподнятое. Волновалась Выборгская сторона. Заговорили о стачке за Невской заставой. На сходках представители Александровского и Семянниковского заводов, фабрик Паля, Торнтона, Варгуниных оглядывались на обуховцев: «А что же ваши?» Обуховский завод был крупнейшим в районе, отсюда выходили самые грамотные кружковцы. Слово их было авторитетным в подпольной среде. Но не среди своих. Обуховский молчал.

*   *   *

Обуховский сталелитейный завод в пригородном селе Смоленском принадлежал казне и обслуживал военно-морское ведомство. Он был довольно молод и наряду с Балтийским заводом выделялся лучшим и сложнейшим в Петербурге оборудованием. Своими достопримечательностями обуховцы хвастались не раз: здесь находилась первая в России фотохимическая лаборатория. Здесь стоял 35-тонный паровой молот-гигант с 450-тонной наковальней. Производил завод броневые щиты, орудия крупного калибра, башенные установки, снаряды, минное и оптическое вооружение и т.п. Особенно нужна эта продукция стала, когда Россия подключилась к «миротворческой» миссии держав в охваченном восстанием Китае.

Немудрено, что слой «мастеровых» (квалифицированных рабочих) здесь был представлен шире, чем на других питерских предприятиях. Настоящие умельцы-профессионалы, они могли заставить администрацию считаться со своими нуждами без забастовок и красных флагов. Да и начальник завода, генерал-майор Власьев пользовался авторитетом за внимание к нуждам рабочих. Он модернизировал производство, расселял «корабли» (рабочие общежития), переводя их обитателей во вновь отстроенные домики. Триста семей мастеровых разместились в уютных зданиях «Власьевки». Геннадий Власьев слыл либералом и способствовал просвещению рабочих, направляя их в воскресные школы, которые особенно расплодились за Невской заставой. В них училось несколько сот обуховцев.

Учили их там не только наукам. Чему еще? «Прогрессивно настроенные» интеллигенты (вроде учительницы Смоленской вечерне-воскресной школы Надежды Крупской) создавали кружки и внедряли в сознание рабочих необходимость изменения политического строя в России. Так постепенно культурнические кружки превращались в революционные. И к 1901 году на заводе имелись уже 20 подпольных групп и десятки сочувствующих революционерам одиночек. Были здесь социал-демократы: революционные «искровцы» и умеренные «рабочедельцы». Быстро росли ячейки народнической «Группы 20-ти» и левацкой социалистической организации «Рабочее знамя».

С февраля 1901 года кружки начали распространение листовок в цехах и повели агитацию за выступление в основной массе обуховцев. Впечатление от «листков» получилось огромное, но не то, которого хотели. Все, даже мастеровые-«старички», были довольны, что и рабочие наконец обладают печатным словом. Но идея стачки и демонстрации поддержку нашла только у чернорабочих («валовых») и молодежи, извечно падкой на протест почти так же, как и на девок. В демонстрации 4 марта и в неудавшемся из-за арестов рабочем шествии 22 апреля участвовала ничтожная кучка кружковцев обуховцев. Возвращались из города побитые, хвастать было нечем. Так ничего бы у них и не вышло, а мы не писали бы эту статью, если бы не далекая от высоких материй бытовая рутина.

*   *   *

Как раз в апреле завод получил срочный государственный заказ. Понадобилось ввести особый график сверхурочных работ, доходивших до 5-6 часов в день. Людям тяжело приходилось, и администрации тут бы погибче подойти. Но нет, Власьев настаивал на неизменности графика, а цеховое начальство стало преследовать недовольных, переводить на старые станки да на нижеоплачиваемую работу. А это уже раздражало многих. Кружковцы использовали недовольство вокруг сверхурочных своеобразно. Вместо того, чтобы добиваться их отмены, они завалили цеха сотнями прокламаций, а первого мая объявили «политическую стачку», не выдвинув никаких требований и не предприняв серьёзных попыток поднять весь коллектив обуховцев. С началом утренней смены сотня рабочих столпилась у проходной, потопталась и разошлась по домам. Ещё пара сотен не вернулась в цеха с обеда. Но это и всё на 3500 человек! Сама «стачка», возможно, состоялась лишь потому, что 1 мая Власьев ушёл в отпуск, а заменивший его подполковник Иванов слыл среди заводских держимордой и самодуром. Против такого и бастовать не грех.

Для Обуховского завода, никогда не знавшего ничего подобного, это было ЧП. Иванов решился и с пятого числа стал увольнять зачинщиков. Тем же вечером члены кружков и представители от мастерских и отделов сошлись на экстренное собрание. Участвовало в нём 30 человек. Токарь Александр Шотман (искровец, на заводе несколько месяцев) рассказал о событиях 2-4 мая на Выборгской стороне. Там забастовала дюжина заводов и фабрик, рабочие вышли на демонстрацию, схватились с «фараонами» у Сампсониевского моста, а затем выдержали полицейский штурм дома в Форбесовом переулке. Было до 70 раненых с обеих сторон, говорили об убитых. Собрание решило последовать примеру выборжцев.

Воскресенье 6 мая прошло в усиленной подготовке. Обходили квартиры намеченных к увольнению, собирались в Мурзинском лесу, народном парке «Вена», за полигонным валом. Вырабатывали требования и распределяли роли. Усталости от сверхурочных как не бывало!

Понедельник 7 мая начался как обычно с напряжённого труда во славу родного Отечества. Только в 2 часа дня около 200 человек оставили рабочие места и подали в контору требование восстановить 70 уволенных товарищей. Эмоции сдерживали. Но Иванов, не вникая, отказал.

Тогда начался бунт. В кровь избили сторожа. Ножом порезали вахтёра Куренкова. Стоило Иванову выйти к разбушевавшейся толпе, как на него бросился с зубилом Александр Калинин. Исступленно оравшего «Убью гада!» парня с трудом уняли, а самые горячие уже вооружались железными прутьями и болтами «снимать с работ товарищей». Во главе одной из команд шёл с железной палкой кружковец Николай Юников (на заводе 2 года).

Организаторы не ошиблись: первомайские события мастеровых совершенно не трогали. Стачечники применили силу и за пару часов остановили пушечную, минную, полевую мастерские, машинное отделение, огневые цеха. Но в молотовой и сталелитейной завязались ожесточенные потасовки. Наконец бастующие одолели и, захватив котельную, дали гудок. Вооружённая заводская охрана растерялась и упустила момент, когда события ещё можно было предотвратить. Бросив в канаву избитого околоточного Костюшко-Валюжинича, возбуждённая толпа высыпала на Шлиссельбургский тракт (ныне проспект Обуховской обороны) и, опустив шлагбаумы, перекрыла движение конки. В квартире Иванова выбили стекла (в окнах соседней квартиры, Власьева, не было ни трещинки). Что делать дальше, никто не знал.

Организаторы собрались на квартире у вожака «Группы 20-ти» токаря Анатолия Ермакова (на заводе чуть больше года). Совещались час и решили стоять до упора. Для пресечения хулиганства постановили закрыть уличную винную лавку, для встречи «фараонов» организовать шесть засад. В засады отобрали самых отчаянных ребят и поставили их за заборами, за углами домов и на крышах, вооружив кучами булыжников (бастующие разобрали мостовую на протяжении полуверсты). Глава рабочего войска токарь Анатолий Гаврилов (дворянин, сын офицера, на заводе полтора года) инструктировал: « При въезде не тронь, пусть врежутся в самую гущу, а когда они окажутся в кольце и струсят, тогда бей со всех сторон камнями».

Иванов вызвал полицию и войска. Прибывшее воинское подразделение, расквартированное в районе завода, как сообщали позднее информаторы «Искры», давно перекумилось с обуховцами. Толку от таких солдат было мало. А толпа росла. Забастовала соседняя Карточная фабрика. К обуховцам пытались прорваться через закрытые градоначальником заставы рабочие Семянниковского и Александровского заводов. Путиловцы пришли в обход застав, но у Московского шоссе были разогнаны казачьим разъездом. Из 40 человек прорвался лишь Константин Медянцев.

Появившаяся к 6-ти вечера полиция попала под град камней. Драки с мастеровыми второй смены, желавшими попасть на завод и приступить к работе, тут же прекратились. Рабочие соединёнными силами обрушились на «фараонов». Наверное, сработала привычка совместно защищаться от полиции во время кулачных боев, каждую зиму (аж до середины 1920-х) проводившихся на льду Невы. Полиция применила нагайки и шашки, но её дважды прогнали, и лишь прибывшая команда Омского пехотного полка (40 человек) залпами и прикладами очистила улицы. Ещё некоторое время ушло на то, чтобы вытеснить бунтовщиков с прилегающих дворов, и до самой ночи пришлось осаждать флигеля №№ 48 и 50. Схватили 152 человека, в том числе и мальчишек, подававших булыжники во время боя. Их отвели в участок. Особо следует сказать о жертвах. Погибло трое рабочих (в том числе один от шальной пули в конце улицы), и получили ранения восемь. Залпы были сделаны, когда противники находились в нескольких шагах друг от друга. Только тем, что солдаты стреляли в воздух, можно объяснить столь малое количество жертв. «Искра» приводила слова городового, очевидца тех событий: «Надо креста на шее не иметь, чтобы стрелять в своего брата. Только скоты как следует стреляли». Кроме того, случайными попаданиями убило троих детей, высовывавшихся из окон второго этажа. Раненными, в том числе тяжело, оказались и 17 полицейских. Однако успокоение пришло лишь с приездом Власьева, срочно вызванного из Петергофа. Рабочие кричали ему: «Вами, Ваше превосходительство, мы очень довольны, уберите от нас только подлеца ИвановаВласьев просил кончить стачку, обещал неприкосновенность выборных, с которыми намеревался вести переговоры. Работы были возобновлены.

11 мая мастерские выбирали депутатов для переговоров. Полиция по требованию рабочих ушла с собрания. Среди 29-ти уполномоченных депутатов оказалось всего двое кружковцев. На следующий день выборные явились к Власьеву с 14-ю пунктами требований: 8-часового рабочего дня, введения института выборных от рабочих, удаления Иванова и ряда мастеров, вежливого обращения, верных расценок, уменьшения штрафов, отчёта о штрафном капитале (по законам того времени он обращался на нужды самих рабочих: ссуды и другие выплаты), возвращения всех уволенных. Власьев прибавил пункт о страховании рабочих. Двенадцать из четырнадцати требований были скоро выполнены, рабочий день сокращен на полчаса, вопрос о внесении 1 мая в табель как праздничного дня решался (но так и не решился) в министерстве. Конфликт был разрешен.

События на Обуховском заводе, так неожиданно и мощно заявившем о своём месте в рабочем движении Питера, долго будоражили столичные окраины. Целый месяц в разных местах вспыхивали стачки солидарности с обуховцами (Александровский, Семянниковский заводы и др.). Волновались Колпино и Рыбацкое. Бой 7 мая (20-го по новому стилю) 1901 года получил название «Обуховской обороны».

*   *   *

Дело № 347 по факту беспорядков на Обуховском заводе и в селе Смоленском следователь по важнейшим делам Санкт-Петербургского окружного суда Кузьмин завёл 8 мая. Были опрошены тысячи людей, в качестве свидетелей привлечены 400 рабочих и 60 городовых и жандармов. Результатом кропотливой работы было обвинение 37 человек (возраст от 16 до 36 лет) по статье 262 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных «Явное против властей, правительством установленных, восстание». Прокурор прилагал список 57 свидетелей, среди которых не было ни одного рабочего. Суд обещал быть «скорым и правым». Прессе заткнули глотку, запретив всякие предварительные сообщения о процессе. В дни самого процесса здание суда было оцеплено конными и пешими городовыми. Публика подбиралась из дворян да чиновников. Высочайшим повелением слушание проводили при закрытых дверях. «Какая гнусная комедия!» – восклицал Ленин. И был прав.

Судебный приговор огласили 28 сентября 1901 года. Семеро подсудимых были приговорены к тюрьме, 20 человек к арестантским ротам, двое: Гаврилов и Ермаков – к каторге. Общество узнало о содержании приговора из одной южной газеты, напечатавшей его текст. Подробности Обуховской обороны выяснялись только из нелегальной прессы, отношение которой к происшедшему можно выразить словами Мартова: «Рабочее восстание подавлено, да здравствует рабочее восстание!»

*   *   *

Революционеры видели значение Обуховской обороны в том, что она, одно из крупных рабочих политических выступлений (вокруг 1 мая), руководимых подпольными социалистическими группами, стала прообразом будущего рабочего восстания. Этот «светлый пример» они эксплуатировали всячески. Недаром брошюры о ней выходили под шапкой РСДРП, а на Втором съезде партии присутствовал участник обороны, будущий большевик Шотман. (Но революционеры не обращали внимания, что события 7 мая 1901 года – первый серьёзный шаг к будущему расколу в рабочей среде: на «черносотенцев» и «революционеров», к кровавой усобице, разгоравшейся между рабочими и в 1905-м, и после октябрьского переворота 1917 года. Впрочем, эта тема выходит за рамки данной статьи).

Для нас же важно, что агрессивная Обуховская оборона результатом имела рождение на заводе постоянного института уполномоченных от рабочих, летом 1903 года получившего официальный статус с принятием Закона о фабрично-заводских старостах. Наряду с широким легальным профессиональным движением, охватившем к тому времени десятки тысяч участников по всей стране, это было шагом на пути к производственной демократии, которая оформилась (но не утвердилась) в 1917 году в фабрично-заводских комитетах. После 7 мая Обуховский завод стал центром рабочего движения за Невской заставой. Так началась четвертьвековая история социальной борьбы обуховских рабочих против царского, а затем против советского режимов.

В.Большаков

(Опубликовано в газете «Солидарность» в 1996 году)

История профсоюзов, 2016 г.