История профсоюзов

Айнзафт С. Первый этап профессионального движения в России (1905-07). Вып. 1

Большаков В.П. О том, чего не было

Большаков В.П. Что ты можешь противопоставить хозяину

Бухбиндер Н.А. Зубатовщина и рабочее движение в России

Вольский А. Умственный рабочий. - Междунар. Лит. Содр-во, 1968

Галили З. Лидеры меньшевиков в русской революции

Гарви П.А. Профсоюзы и кооперация после революции (1917-1921)

Дмитревский В.И. Пятницкий

Дойков Ю.В. А.А. Евдокимов: Судьба пророка в России

Железные люди железной дороги

Ионов И.Н. Профсоюзы рабочих Москвы в революции 1905-1907 гг.

Краткая история стачки текстильщиков Иваново-Кинешемской Промышленной Области

ЛИИЖТ на службе Родины. - Л., 1984

Магистраль имени Октября. - М., 1990

Никишин А. 20 лет азербайджанских горнорабочих. - Баку, 1926

Носач В.И. Профсоюзы России: драматические уроки. 1917-1921 гг.

Носач В.И., Зверева Н.Д. Расстрельные 30-е годы и профсоюзы.

Поспеловский Д.В. На путях к рабочему праву

Рабочие - предприниматели - власть в XX веке. Часть 2

Сивайкин Е.А. Молодёжная политика профсоюзов...

Станкевич И.П. Базовый семинар для рядовых и новых членов профсоюза

Че-Ка. Материалы по деятельности чрезвычайных комиссий

Чураков Д.О. Бунтующие пролетарии

Шулятиков В.М. Трэд-юнионистская опасность. - М., 1907

Pirani S. The Russian Revolution in Retreat, 1920-24


/ Главная / Архивохранилище / Библиотека / Исследования и публицистика / Поспеловский Д.В. На путях к рабочему праву

Глава 4. Еврейская независимая рабочая партия

2012-11-03

(Глава 3)

Глава 4. Еврейская независимая рабочая партия

Бунт против Бунда

Если рабочие Москвы и Центральной России постоянных рабочих организаций как таковых не знали, то совершенно другое положение было в еврейских районах страны, в черте оседлости. Там существовала довольно сильная и активная партия еврейских социал-демократов (Бунд), построенная по образцу германской социал-демократической партии, но сильно измененная условиями фактического подполья, в котором она находилась в России. Еврейские социал-демо­краты применяли гораздо более крайние меры и методы, чем их немецкие коллеги, что, конечно, не могло не отра­зиться на отношениях между Бундом и зарождающейся партией зубатовцев или, как они себя вскоре стали назы­вать, "Независимой еврейской партией". Бунд в это время переживал глубокий кризис, так как уже добился постав­ленных им первоначально экономических целей: например, некоторого сокращения рабочего времени на основании ека­терининского закона о 10-часовом рабочем дне. Добились они также и некоторого улучшения материального положе­ния рабочих. Однако в условиях города, его перенасыщенности мелкими предприятиями и небольшого числа потреби­телей в черте оседлости, пределы улучшения экономических условий были очень ограниченны, и теперь, согласно Марксу, стоял вопрос о переходе к революционной деятельности. Однако по Марксу, пролетарская революция должна насту­пить только после того, как капитализм достигнет своей предельной стадии развития, а рабочий класс станет господ­ствующим классом страны. В России же в то время рабочий класс составлял чуть больше 1% населения, а промышлен­ный переворот начался всего лишь лет 10—15 назад, то есть русский капитализм в лучшем случае только подходил к стадии зрелости. И вести в этих условиях партию и рабочее движение к революции противоречило теории. Страна в це­лом была не готова к ней.

Этим-то кризисом и решил воспользоваться Зубатов. Он хотел вступить в переговоры непосредственно с руковод­ством Бунда и даже вызвал к себе телеграммой одного из его руководителей (Кремера), чтобы переговорить с ним относительно судеб арестованных в 1898 году бундовцев. До сих пор неясно, состоялась эта встреча с Кремером или нет. Существуют мнения, что встреча все-таки состоялась. Но, с другой стороны, Зубатов сам писал о том, что Кремер не явился в Москву из опасения, что при переговорах Зубатов де может выудить у него информацию о Бунде и воспользо­ваться ею. Однако сам Зубатов подчеркивает, что вызывал Кремера только для того, чтобы убедить его в правоте своей точки зрения[1]. Так или иначе, не вполне ясно, состоялась ли эта встреча или нет.

В июне 1900 года из Москвы начали появляться освобож­денные бундовцы. Некоторые из них предупреждали о вели­кой опасности зубатовского замысла, другие были просто глубоко подавлены, а третьи вернулись явно обращенными в зубатовскую веру, с надеждой на легализацию рабочего движения. Они весьма активно критиковали политическую и подпольную деятельность Бунда и призывали рабочих при­нять участие в легальной борьбе за хлеб и знания. Особенно большое впечатление на бундовцев произвели заявления членов союза работников щеточных производств, которым Зубатов предложил легализовать свой союз и предоставить субсидию в 20 тысяч рублей для организации своего органа печати[2].

По совету Зубатова, все эти люди должны были оставать­ся пока в рядах Бунда, чтобы проповедовать новую про­грамму действий, которая включала в себя следующие пункты: во-первых, замену революционного учения эволю­ционным и отказ от всех форм насилия; во-вторых, приори­тет в области общественных отношений за самодержавной формой правления, как наиболее бесклассовой, включаю­щей в себя элементы посредничества и арбитража; в-третьих, четкое различение функций революционных движений и профсоюзной борьбы (профсоюзные движения базируются на принципах капиталистической системы, в то время, как революционеры стремятся к преобразованию всей обще­ственной системы; рабочее движение заинтересовано ис­ключительно и непосредственно в борьбе за экономические интересы и, в-четвертых, ясное понимание того, что сти­хийная свободная деятельность кончается там, где начи­наются прерогативы государства, или, иначе говоря, ини­циатива должна направляться через государственную адми­нистрацию[3].

Центральный комитет Бунда в августе 1900 года отреаги­ровал на это специальной прокламацией, в которой говори­лось, что любой революционер, вступающий в переговоры или в какие-либо отношения с Зубатовым, наносит вред рабочему делу. "Нам не следует, говорилось в проклама­ции, — ни разговаривать с Зубатовым, ни предъявлять ему никаких заявлений, ни писать ему прошения, ни брать взай­мы от него деньги. Тот, кто не подчинится этим требова­ниям, будет считаться предателем и провокатором".

По словам историка еврейского рабочего движения и в прошлом его участника Фрумкина, это была первая декла­рация, выпущенная какой-либо революционной организа­цией против зубатовской деятельности. В результате, между Бундом и зубатовцами начала расти пропасть и, в конце концов, зубатовцам пришлось Бунд покинуть и начать орга­низацию собственных сил[4].

Хотя Давид Заславский в своей работе "Зубатов и Маня Вильбушевич" и уверяет, что прокламация центрального ко­митета Бунда сразу же подорвала доверие к зубатоискому движению среди еврейских рабочих, на самом деле положе­ние было совсем иное. Даже формально зубатовцы не вы­ходили из бундовских организаций еще в течение целого го­да, то есть, короче говоря, местные бундовцы не очень-то обращали внимание на эту прокламацию. Только в июне 1901 года начала действовать так называемая Независимая еврейская рабочая партия. И сразу результат не заставил себя ждать. Как сообщает в одном из своих донесений Зу­батов, Бунд оказался в очень затруднительном положении, Рабочие требовали от него возможности повышать свое об­разование, а Бунд вместо этого призывал их к революции и конспиративной работе. К Независимой партии начали при­соединяться целые ремесла. Бунд ответил на это бешеной пропагандой, уверяя рабочих, что независимцы - предатели и агенты полиции, и что, посещая открытые собрания независимцев, рабочие сами себя ставят под удар. Пропаганда во­зымела действие и вызвала волну отхода только что при­шедших к независимцам кадров. Вскоре партия осталась почти без членов. Тогда решено было воздействовать на рабочих через печать — для объяснения своих целей и задач. Однако такую печать русская цензура того времени ни за что бы не разрешила. Независимцы воспользовались испы­танным средством — выпуском ротаторных листовок, в которых объясняли необходимость отделения экономиче­ского движения от революционного и возможность легали­зации первого. В результате, писал Зубатов, наиболее созна­тельные рабочие начали возвращаться к независимцам. Но на этот раз рабочие вступали в организацию сознательно, зная, куда и зачем идут.

Начальник минского Охранного отделения Васильев раз­решил независимцам встречаться в общественных залах по субботам. При этом различные ремесла встречались отдельно. На собрания приходили буквально толпы, залы были переполнены. Через некоторое время вся экономическая жизнь еврейских рабочих города Минска была уже в руках независимцев. Был выработан проект устава. Рабочие входи­ли во вкус, быстро усваивая задачи и возможности экономи­ческой борьбы, приводя в отчаяние бундовцев и делая не­возможными все их попытки подпольной деятельности. И все-таки, несмотря на этот успех, партия должна была оста­ваться на нелегальном положении[5].

Началась пора открытых массовых собраний независим­цев со спорами и диспутами, на которые приходили и бун­довцы. Иногда споры даже кончались драками. Однако Бухбиндер, очевидно, ошибается, когда утверждает, что после особенно острых споров бундовцев арестовывали. Одна из руководителей независимцев Маня Вильбушевич в своем личном письме к Зубатову описывает тогдашнюю обстанов­ку иначе. Она пишет о том, что за этот год не было ни одного ареста, хотя бундовцы ежедневно распространяли свои про­кламации. "То, что никого не арестовали — большая мне помощь, — пишет Вильбушевич Зубатову. — Аресты были бы на пользу только Бунду, который мечтает о них"[6].

Ясно, что Мане Вильбушевич не было смысла врать Зуба­тову, так как уж он-то, во всяком случае, знал бы, происхо­дят аресты в Минске или нет. Несмотря на утверждение Заславского, что отсутствие арестов вызвало подозрение среди рабочих и отход их от независимцев, на самом деле, согласно документам, ряды их продолжали расти вплоть до начала 1903 года, то есть до самороспуска партии незави­симцев в Минске, о чем речь будет ниже. К августу 1901 го­да Независимая еврейская рабочая партия руководила ра­бочими союзами переплетчиков, металлистов, деревообде­лочников, строителей, щеточников и жестянщиков. Партия особенно активизировалась в борьбе за улучшение условий труда. За короткое время независимцам удалось достигнуть значительных успехов в этой области. Работодатели шли на уступки за уступками[7].

Методы работы независимцев в Минске были близки московским. Однако нужно не забывать, что в Минске, в отли­чие от Москвы, речь шла в основном о ремеслах и неболь­ших фабриках. Добиться уступок в этих условиях было легче, чем в Москве, где обосновались такие крупные мил­лионеры-промышленники, как Гужон. Поэтому и успехи минских союзов независимцев были весьма внушительны. Формальное же число членов организации опять трудно выяснить. Протоколы собраний указывают на цифру полто­ры тысячи. Данные Зубатова тоже не противоречат ей. В своем сообщении он говорит о том, что в минской орга­низации независимцев состояло более тысячи пятисот рабо­чих[8].

Структура минских независимцев была аналогична струк­туре московских зубатовских организаций. Тот же централь­ный совет с федеральной системой связи и с самостоятель­ными отраслевыми организациями, выбирающими пред­ставителей в совет, те же отраслевые библиотеки. Члены союзов платили в пользу стачечного фонда пять копеек в неделю. Каждый союз пользовался широкой автономией. Центральный совет или так называемый рабочий комитет, пользовался правом кооптации дополнительных членов в состав комитета по их квалификациям. Комитет издавал двухнедельный бюллетень под названием "Арбайтсмаркт" на идиш тиражом от 1000 до 1600 экземпляров, получая на свои нужды от союзов 10% всех собранных стачечных средств. Рабочий комитет выделял также трех представите­лей в независимую партию, через которых и осуществля­лась связь между партией и союзами. В случае конфликта с управлением предприятия рабочие немедленно должны были информировать совет своего отраслевого союза. Совет союза писал затем соответствующее письмо владельцу. Если вла­делец соглашался, происходила встреча между представите­лями совета и администрации, и спор разрешался путем переговоров. Если владелец или работодатель не реагировал на письмо, совет посылал новое письмо. Если же ответа и на него не следовало, посылалось третье, в котором содержа­лась информация о том, что если он не отреагирует и не встретится с представителями совета, начнется стачка. Если же и это не помогало, начиналась забастовка[9].

Надо заметить, что в выработке идеологии еврейские независимцы значительно обогнали своих русских коллег в Москве. Московские рабочие имели только устав, в то вре­мя как минская организация выпустила манифест и про­грамму, утверждавшую ее принципы. Вкратце манифест заявлял о следующем: во-первых, ни одна теория не имеет права претендовать на непогрешимость, вести необразован­ные массы к целям, которые массы даже не понимают; во-вторых, еврейский рабочий класс требует хлеба и знаний, и эти цели должны быть достигнуты; в-третьих, преступно жертвовать материальными нуждами рабочего класса во имя чисто политических целей; в-четвертых, каждый рабочий имеет право на поддержку той партии, которая ему по ду­ше; в-пятых, следует считать недопустимой политику Бунда, который не разрешает интеллигентам, расходящимся с ним в политических взглядах, иметь какой-либо контакт с рабо­чими массами.

Программа независимой еврейской рабочей партии содер­жала четыре важнейших пункта:

Пункт 1. Цель еврейской независимой рабочей партии состоит в улучшении материального и культурного положе­ния еврейского пролетариата посредством как легальных, так и нелегальных культурных и экономических организа­ций, а также в распространении научных и профессиональ­ных знаний среди рабочих.

Пункт 2. Политические вопросы интересуют партию толь­ко постольку, поскольку они относятся к интересам рабо­чих.

Пункт 3. Партия объединяет рабочих всех политических взглядов, равно как и тех, у которых таковых нет, для це­лей экономической и культурной деятельности.

Пункт 4. Конституция партии — демократична, то есть управление партией идет снизу, а не сверху. (Полный текст программы — у Б. М. Фрумкина, см. сноску [10] этой главы.)

Тон прокламаций еврейских независимцев был действительно независимым и резко отличался от верноподданни­ческой ориентации московских зубатовских организаций. Например, в одной из своих прокламаций от 20 июня 1902 года, в которой независимцы снова атакуют Бунд, говорит­ся о том, что нет абсолютно никакой необходимости в том, чтобы рабочий считался социал-демократом только потому, что он платит 5 копеек в фонд своего союза, потому что за эту формальную связь с социал-демократами, о которой ра­бочий чаще всего и понятия не имеет, он может быть сослан в Сибирь. Давайте называть вещи своими подлинными име­нами, — говорится далее в прокламации. — Пусть экономи­ческие союзы откажутся от своих социал-демократических приставок. Тогда они будут подвергаться гораздо менее тяжелым наказаниям и преследованиям со стороны прави­тельства и, мы надеемся, что, в конце концов, будут пол­ностью легализованы[11].

Как мы видим, организаторы партии независимцев, как и евреи вообще, были весьма осторожны и не потеряли голо­вы от полупризнания и полулегализации. Даже их выраже­ние лояльности царскому режиму и принципам, на которых эта лояльность строится, были весьма сдержанными.

"У независимой партии, — говорится в другой прокла­мации, — нет определенного взгляда на существующую политическую систему. Основываясь на строго марксист­ских принципах, партия считает, что эта правительственная система не является случайностью, но имеет глубокие кор­ни в жизни и истории страны. Под этой системой русский народ развился от полудикого состояния до вершин Толсто-то и Менделеева. Под этой системой были освобождены крепостные. Поэтому не будет ничего сверхъестественного, если эта система создаст условия наиболее выгодные для развития рабочего движения, стоящего на широкой базе. Социал-демократические господа, где, кроме вашей фан­тазии, видите вы восстание рабочих против правительства? Забастовки в Златоусте, Ростове, Тихорецке были актами признания рабочими экономической эксплуатации. Вы же эксплуатировали эти забастовки в свою пользу, для целей своей партии и, делая это, отправили рабочих под пу­ли"[12].

В этих прокламациях налицо сходство идеологических платформ партии независимцев и рабочего сионизма. В обе­их программах тот же упор на необходимость культурной эволюции и сходное отношение к России и ее проблемам — взгляд на нее как бы со стороны. Неудивительно поэтому, что с одобрения и по настоянию Зубатова съезд сионистов в 1902 году состоялся именно в Минске. До волны погро­мов 1903 года сионисты тесно сотрудничали с независимцами[13].

 

Независимцы Северо-Западного края

Главными базами Независимой еврейской рабочей пар­тии были Минск и Бобруйск. Предпринималась попытка распространиться и на другие города, в результате чего в ряде небольших городков Белоруссии также возникли группы независимцев. В Одессе же независимцы выросли в русско-еврейскую организацию. Главным руководителем был еврей Шая Шаевич, а многие его помощники ~ русские. Состав рабочих организаций был также смешанный, однако русских было больше, чем евреев. Была попытка органи­зации зубатовских союзов и в Киеве, И если бы организация пустила там корни, то она бы пошла скорее всего по тому же пути, что и в Одессе. С этой целью в Киев приезжал представитель петербургских зубатовцев Лопырь. Были организованы два инициативных собрания 14 и 17 мая 1903 года, но без каких-либо ощутимых результатов. На собраниях присутствовало всего лишь 8 человек. Причина неудачи объясняется вмешательством генерала Спиридовича, главы киевского Охранного отделения. Зубатов настаивал, чтобы Спиридович способствовал развитию в Киеве незави­симых рабочих союзов, однако тот упросил Зубатова не спешить под тем предлогом, что де он хочет сначала очистить город от местных революционеров[14]. Невольно возникает вопрос, почему киевская попытка Зубатова была предпринята так поздно, лишь в начале 1903 года. Во-первых, причина кроется в составе населения Киева, где среди рабочих не евреев было гораздо больше, чем в Одессе. А это означает, что развивать в Киеве профсоюзное движение, тем более под руководством евреев, было чрез­вычайно трудно даже при поддержке Министерства внут­ренних дел. Вторая причина кроется, по-видимому, в отно­шении жандармского отделения Киева к методам Зубатова. Старый жандармский генерал Новицкий, стоявший во главе киевской жандармерии, был категорически против Зубато­ва, даже обвинял его в провокаторской деятельности, не­достойной офицерского мундира[15].

Главный провал, однако, ожидал независимцев в городе Вильно. В мае 1902 года в Санкт-Петербург была вызвана и представлена министру внутренних дел Плеве Маня Вильбушевич. Там она сделала доклад о деятельности еврейской независимой рабочей партии. После этого Плеве поручил ей послать одного из активных членов своей партии в Вильно, чтобы сформировать там движение, аналогичное минскому. Эта миссия была поручена независимцу Чемерисскому и двум промышленным рабочим. Однако, как только Чемерисский прибыл в Вильно, он сразу начал получать аноним­ные письма, угрожавшие ему расправой. Вскоре стало известно, что перед самым его прибытием в Вильно там была разогнана и жестоко избита полицией первомайская демонстрация рабочих. Кроме того, была еще свежа память о недавнем покушении еврея Лекерта на ненавистного гу­бернатора города Вильно фон Вааля, за что Лекерт был повешен.

Понятно, что бундовцы не могли не воспользоваться всем этим, настраивая рабочих против правительства, призывая к революции. Следствием этой атмосферы были угрозы Чемерисскому убийством, жестокие нападки на него в деба­тах и прениях. Бундовцы называли его предателем и прово­катором. Несмотря на это первые два письма Чемерисского были сдержанно оптимистическими, он даже говорил о переходе значительного числа рабочих на его сторону. Но уже третье письмо было безнадежным. В нем он писал, что рабо­тать в Вильно совершенно невозможно, что он окружен все­общим бойкотом и что у независимцев почти нет контакта с рабочими массами. Позже стало известно, что бундовцы за­пугивают и избивают рабочих, желающих вступить в контакт с независимцами.

"Несколько дней назад, — пишет Чемерисский, — еврей­ский рабочий, приехавший из другого города, получил три ножевые раны в голову, потому что, не зная местных пра­вил, он согласился работать на фабрике дольше, чем ему полагалось. Только здесь я понял, какой важный луч надеж­ды вносит наша партия. Бундовцы здесь — это подлинные антисемиты. О, как я мечтаю отомстить этим типам! Бунд — не соперник, не конкурент, а наш враг".

И это пишет недавний активный член Бунда, перешед­ший к независимцам[16].

В помощь Чемерисскому посылают Шмуэля и Гольберга, Их письма, особенно письма Гольдберга, несколько опти­мистичнее писем Чемерисского. Гольдберг пишет, в частно­сти, что многие рабочие недовольны террором и насилиями Бунда. Однако из попыток независимцев в Вильно, добав­ляет он, мало что получается.

По-видимому, главной причиной неудачи был сам полити­ческий климат в Вильно, создавшийся в результате повеше­ния еврейского рабочего Лекерта, убившего ненавистного всем фон Вааля, а также действия полиции во время перво­майской демонстрации. В письме Зубатову от 27 июня 1902 года Маня Вильбушевич рассказывает о типичном рабочем собрании в Вильно. После блестящей речи Волина, создавше­го очень благоприятное впечатление в пользу независим­цев, — пишет она, — вскочил молодой человек и начал гово­рить о Ваале и гибели на виселице Лекерта, а потом задал риторический вопрос толпе: разве можно сотрудничать с тем правительством, которое одобряет бичевание рабочих масс и повешение граждан? Далее молодой оратор сказал, что теоретически независимцы правы: самодержавие не обязательно должно сопровождаться репрессиями и оскорбле­ниями своих подданных, но на практике происходит обрат­ное. В заключение Маня Вильбушевич говорит, что искрен­ние, зажигающие слова молодого оратора одержали победу, потому что революционные настроения всегда поддержива­ются чувством и укрепляются репрессиями[17].

Нужно особо подчеркнуть, что в отличие от Москвы и Санкт-Петербурга еврейские независимцы так никогда и не получили со стороны правительства разрешения на легаль­ную деятельность. Это, конечно, не могло не способствовать и провалу в Вильно. В письме Зубатову от 24 октября 1901 года Маня Вильбушевич полна оптимизма, но кончает это письмо все-таки выражением некоторого опасения. "Если правительство не возьмет назад то, что оно нам уже дало, — пишет она, — оно будет способствовать действительно по­длинной и очень значительной конструктивной эволюции в России"[18].

Зубатов был глубоко подавлен тем, что правительство не выполняло его рекомендаций вообще и в отношении еврей­ского рабочего движения, в частности. В одном из своих пи­сем он пишет:

"Жандармы все портят, а потом нам придется снова бить­ся головой о стенку в поисках новых решений. Я, например, только сейчас начинаю понимать, что рабочее движение — не политическое и не социалистическое явление, а прежде все­го — капиталистическое. Единственные полностью положи­тельные элементы для него это — кредит, освобождение от нужды и от темноты. Но кто объявит об этом во всеуслыша­ние? Рабочие слишком темны, интеллигенция не может этого понять, а если и поймет, то это ей не понравится, потому что тогда в ее распоряжении не останется нужного для нее ин­струмента для борьбы за политические проблемы мирового масштаба. Правительство? Его деятельность носит строго пассивный характер"[19].

Как видим, в этом письме нет уже характерных для Зубатова уверенности и оптимизма. А так как это его официаль­ный доклад в департамент полиции, то вряд ли приходится сомневаться в искренности и глубине его разочарования деятельностью правительства. В другой своей записке от 22 января 1902 года Зубатов говорит о необходимости разре­шить независимцам издавать легальные газеты на идиш и указывает на неравное положение по сравнению с Бундом, который печатает 8 газет в России и одну за границей. Далее он подчеркивает, что, поскольку почти все евреи грамотны, лояльные по отношению к правительству газеты на еврей­ском языке были бы особенно необходимы[20].

В другом длинном письме от того же 22 января 1902 го­да, адресованном департаменту полиции, Зубатов пишет о двух очень трудных, хотя и парадоксальных преградах, ко­торые помешали развитию еврейской независимой партии:

"Партия, которая является инструментом и рупором идеи легализации рабочего движения, — пишет он, — остается до сего дня нелегальной. В результате рабочий, который только начинает привыкать к атмосфере свободы, вынужден снова уходить в подполье. Член независимой партии говорит, что бесклассовое самодержавие позволяет существовать бес­классовому экономическому движению, затем он останавли­вается в недоумении, видя массовые аресты рабочих за прос­тые экономические стачки. Еще большей преградой являет­ся цензура. Необходимо выполнение следующих двух усло­вий, чтобы обеспечить успех борьбы независимцев против революционного движения: а) профсоюзы и все другие фор­мы экономических организаций рабочих должны быть ле­гализованы и б) больше свободы должно быть предоставле­но для публикации экономической и научно-популярной литературы на идиш"[21].

        Как мы уже сказали, антииудаизм правительства, про­должающиеся ограничения прав евреев и волна погромов также подрывали доверие к независимцам и привели к за­крытию организации в июне 1903 года. В прокламации, которая была в связи с этим выпущена, говорится, что одной из причин самороспуска является секретный циркуляр Министерства внутренних дел, запретивший сионизм в Рос­сии. Далее прокламация продолжает: "Если еврейская организация будет продолжать суще­ствовать с единственной целью — быть классовой организа­цией, это ничем не поможет легализации всероссийского ра­бочего движения, если при этом не будет параллельного рус­ского рабочего движения, не считая робкого и кроткого движения по московскому образцу. Если еврейское движе­ние будет оставаться в одиночестве без параллельного по силе и масштабам русского рабочего движения, то это будет только во вред еврейскому делу, так как даст почву утверж­дениям, что корень всего зла в евреях, а русские чисты, как голуби. Чисто экономические объединения, если таковые будут формироваться и в будущем, не нуждаются в партии, как объединяющем начале, в партии, у которой нет перспек­тив на легализацию"[22].

Иначе говоря, нужно задавать вопрос не о том, почему еврейская Независимая партия самораспустилась, а о том, как она могла в таких условиях просуществовать столько времени, развиваться, и расти[23]. Еще накануне самороспус­ка движение было далеко от упадка. Из письма Васильева Зубатову, написанного всего лишь двумя месяцами раньше, следует, что независимцы продолжают успешно впитывать в себя социал-демократов и революционеров, и не присоеди­няются к ним разве только лентяи[24].

Это еще раз показывает несостоятельность тезиса социал-демократов, что самороспуск Независимой партии был ре­зультатом активной деятельности Бунда. Тот факт, что Не­зависимая партия смогла просуществовать и успешно разви­ваться более двух лет в таких неблагополучных для себя условиях, говорит о широких перспективах для такого дви­жения в России того времени, будь политика правительства немножко более разумна и последовательна.

 

В Одессе и Южной России

Время зарождения одесской организации примерно сов­падает с событиями в Вильно. Но в отличие от Вильно, в Одессе за короткий промежуток движение независимцев разрослось очень бурно. Формально начало было положено еврейскими независимыми из Минска, которые направили в Одессу Когана-Волина. В своем первом письме из Одессы он отмечал, что в Одессе, к счастью, нет настоящего социал-демократического рабочего движения и, в то же время одес­ситы понятия не имеют о таких вещах, как фонды взаимо­помощи и стачечные фонды.

"Тут достаточно часто бывают стачки и забастовки, — продолжал он далее, — но они совершенно стихийны... Ра­бочие ищут чисто экономических форм организации. В на­шем распоряжении есть уже группа из двадцати первоклас­сных ребят, бывших революционеров. Мы решили немедлен­но приступить к созданию независимой рабочей группы, которая примет полностью нашу программу. Наша партия — еврейская, однако, в Одессе чисто еврейское движение не­возможно. Только легальное движение может быть базой рабочего движения Одессы, подпольные профсоюзы здесь невозможны. На нашей стороне будут сливки местной ин­теллигенции, в том числе и университетские профессора. У нас будет чисто рабочая газета, наподобие тех, что издаются за рубежом. Месяца через полтора можно будет организо­вать рабочий комитет и совет руководителей. Что касается партии, то она может развиваться только в условиях широ­кой легализации и при помощи хорошей литературы соот­ветствующего направления на русской языке. Нам полно­стью сочувствуют такие представители еврейской одесской интеллигенции, как Ахад Хаам и Дубнов"[25].

Бухбиндер и Ельницкий отмечают, что движение незави­симцев в Одессе действительно было весьма успешным, и в качестве причины приводят те же доводы, о которых гово­рил в своем письме Коган-Волин — что рабочие в Одессе на­ходились под гораздо меньшим воздействием революцион­ных партий, чем в Вильно, Кроме того, атмосфера в Одессе была гораздо более открытая, там не было такого антаго­низма между евреями и христианами, как на северо-западе или как в Киеве[26].

Как мы уже говорили, одесскую организацию возглавил Шая Шаевич. Маня Вильбушевич также отправилась в конце 1902 года в Одессу с тем, чтобы помочь Шаевичу заложить основы отраслевых профсоюзов. Шаевич с большой страстью и энергией начал пропагандировать идею экономической борьбы. С января 1903 года общие собрания новорожденной Независимой партии происходили почти ежедневно; затем — два-три раза в неделю, а число рабочих, посещавших каждое собрание, выросло от 40 до 500. К апрелю 1903 года Незави­симая рабочая партия Одессы насчитывала примерно две тысячи членов, разбитых на отдельные профсоюзы. Были созданы: союз машиностроительных и механических рабо­чих, союз мореплавателей, пожарников и других рабочих торгового мореплавания, союз пекарей и т. д. Во главе всех этих союзов стоял независимый рабочий комитет. Надо осо­бо подчеркнуть, что как только организации сформирова­лись, они сразу начали действовать, предъявляя требования хозяевам и правлениям предприятий, требуя повышения зарплат, сокращения рабочих часов, лучших условий труда и протестуя против права работодателей единолично прого­нять рабочих без согласия представительства рабочих. В своих протестах независимцы угрожали начать стачки, если такие явления будут иметь место и дальше[27].

Всего лишь за несколько месяцев одесские организации количественно превзошли уже известные организации не­зависимцев, и были более многочисленны, чем любая из организаций Бунда. Старший фабричный инспектор Херсон­ской губернии И. Попов говорит, что, по некоторым под­счетам, общая численность независимых рабочих союзов Одессы достигла шести тысяч. Согласно другим источни­кам — всего лишь трех тысяч. Некоторые даже говорят об одной тысяче. Я лично думаю, что в их организациях было, примерно, 500 активных членов и около трех тысяч, кото­рые только платили членские взносы[28].

Такой бурный рост организации должен был, казалось, убедить царское правительство в жизнеспособности направ­ления независимых союзов и популярности их среди рабочих. Помимо Одессы, движение начало быстро распростра­няться на Елизаветград, Николаев и Херсон; при этом в каждом из этих городов возникали отраслевые профсоюзы, возглавляемые местным независимым рабочим комитетом. Однако ничего подобного не произошло. Политике прави­тельства явно не хватило необходимой эластичности в дей­ствиях и дальнозоркости в планировании своих действий. Департамент полиции так, к примеру, инструктировал жан­дармское управление Одессы: "Было бы неудобно офи­циально разрешить этим лицам организовывать свои собра­ния и конференции или, тем более, распространять их обра­щения среди рабочих и оказывать им какое-либо активное содействие. Однако допустимо не преследовать их за любую из вышеназванных деятельностей и проявлять к ним терпимость[29].

Сколь непрочной была эта терпимость, показывает то, что первая же большая стачечная волна, организованная при участии зубатовских организаций Одессы, привела к отмене вышеприведенного распоряжения.

Как мы уже сказали, хотя одесское движение и переросло свою материнскую организацию в Минске, тем не менее, она была всего лишь особым ответвлением Независимой еврей­ской рабочей партии. Одесские независимцы тщательно при­держивались минской модели, исключая, конечно, нацио­нальную политику, так как в отличие от минской организа­ции, состав одесской был преимущественно не еврейским. И это было также одной из причин бурного роста организа­ции в Одессе. Немаловажное значение имела также личность Шаевича и его ближайших помощников[30].

Главным идеологическим и политическим документом Одесской независимой партии была прокламация, опубли­кованная 10 августа 1902 года в виде брошюры и распро­странявшаяся среди рабочих Одессы. Прокламация была подписана Независимой рабочей группой. Она гласила, что независимые союзы, прежде всего будут бороться за мате­риальное благополучие рабочих, критиковала революцион­ные партии за то, что те вместо заботы о повседневных нуждах рабочих поднимают вопросы политической борьбы и пропагандируют радикальные методы.

"Только подлинные рабочие союзы могут полностью посвятить себя борьбе за наши нужды и объединить нас в мощную массу рабочих на принципах широкого фронта, — писалось далее в прокламации. — Подлинное профессио­нальное движение не разрешено пока еще в России в основ­ном из-за того, что совсем недавно возникла эта потреб­ность, только недавно рабочие сами поняли необходимость таких союзов; но эта идея еще необычно нова, и правитель­ство ее опасается и подавляет. Нужно помнить, что идею ра­бочего движения с самого начала поднимали революционные партии. И ни сами рабочие, ни политические партии, ни обще­ство в целом, ни даже правительство до сих пор не могли сделать четкого различия между политическим движением и подлинно экономическими целями рабочих, желающих объ­единиться"[31].

Вскоре независимый рабочий комитет выработал устав одесских союзов и представил его на одобрение губернато­ру. Вот вкратце основные пункты устава, составленного Шаевичем и его группой.

1)   Необходимо улучшить условия жизни и труда рабочих, поднять их интеллектуальный и духовный уровень, а также сократить рабочий день, увеличить ставки, ввести взаимную страховку на случай болезни или нужды, организовать лек­ции на общие и профессиональные темы.
2)   Каждый рабочий-металлист, получающий зарплату и ведущий честный образ жизни, может быть членом союза. Любой же член союза, превращающийся в подрядчика или предпринимателя, теряет свое членство.
3)   Каждый член союза платит вступительный взнос 50 копеек, а затем 10 копеек в неделю. В случае особой нужды, например, во время забастовки, союз может обратиться за помощью  через независимый комитет Одессы в  другие союзы.
4)   Фонды союза расходуются на стачки и на публикацию листовок, докладов и отчетов.
5)   Союзом управляет: а) совет выборных представите­ лей, б) контрольная комиссия, в) особые комиссии, г) об­щее собрание всех членов.
6)   Совет состоит из членов, выбранных тайным голосо­ванием на три месяца. Совет посылает своих представителей в независимый рабочий комитет.
7)   Казначей союза выбирается на общем собрании избран­ных представителей.
8)   Контрольная комиссия проверяет финансы и следит за деятельностью совета и комиссий.
9)   Долг каждого члена платить членские взносы, регуляр­но посещать собрания союза, подчиняться всем решениям общего собрания и совета, сообщать совету любую информацию из той отрасли, в которой он работает, развивать и рас­пространять идеи солидарности и самопомощи[32].

Особый интерес представляет пункт 2 этого устава, за­прещающий членство в союзе любого работодателя, владель­ца и даже рабочего, занимающего какую-либо командную должность. Как это случилось и в Минске, устав одесских рабочих так и не был легализован. Независимцы обращались также к одесским властям за разрешением на проведение собраний, но не получили и его. Однако устно им дали по­нять, что наказывать за проведение собраний их не будут[33].

Почему же одесская администрация, строго следуя указа­ниям из Санкт-Петербурга, так неблагожелательно относи­лась к Шаевичу, создавая ему еще более трудные условия для работы, чем в Минске? Вероятнее всего это зависело от общих изменений в политике Плеве и от его отношения к зубатовским организациям. Это стало ясно уже в начале 1903 года и завершилось ссылкой Зубатова во Владимир, и роспуском организаций.

(Глава 5)



[1]
Д. Заславский. "Зубатов и Маня Вильбушевич". "Красная новь". М., 1923, сс. 17-19.

[2] Фрумкин. "Зубатовшина и еврейское рабочее движение", журн. "Пережитое", № 3. Петербург, 1911, сс. 205-211.

[3] Бухбиндер. "Меморандум Зубатова", сс. 209-210.

[4] Морской. "Зубатовщина". М., 1913, сс. 114-115 и Б.М.Фрумкин. Цит. соч., сс. 209-210.

[5] Бухбиндер. "Еврейское рабочее движение в Минске 1893—1905". "Красная летопись" № 5, 1923, сс. 137-139 и его же "Независимцы", сс. 255-257.

[6] Заславский. Цит. соч., сс. 61-62.

[7] Заславский. Там же.

[8] Н. А. Бухбиндер. "Независимая еврейская рабочая партия",сс. 220-221 и 264;  его же "О зубатовщине". "Красная летопись",№ 4, 1922, сс. 312-313; см. также письмо Васильева в департамент полиции от 8 января 1903 года у Бухбиндера же в его "О зубатовщи­не", сс. 319-320.

[9] См. детальную информацию об этом в работе Бухбиндера "О зубатовщине", сс. 326-330 и в его же работе "Независимая еврей­ская рабочая партия", сс. 256-258.

[10] Полный текст манифеста см. в работе Б. М. Фрумкина. "Но­вое о зубатовщине". "Красный архив", № 1, М., 1922, сс. 47-49.

[11] Бухбиндер.  "О  зубатовщине".  "Красная летопись",  № 4,1922, сс. 294-296.

[12] Фрумкин.   "Зубатовщина  и  еврейское рабочее движение", сс. 218-219.

[13]Н. J. Tobias. The Origins and Evolution of the Jewish Bund until 1901. D. Phil. Thesis, Stanford University, December 1957, cc. 285, 286, атакжеА.Ф. Вовчик"Политикацаризмапорабочемувопросу".Львов, 1964, с. 127.

[14] А. Спиридович. "Записки жандарма", Москва  (без даты), сс. 114-115.

[15] См. доклад Новицкого, адресованный в департамент полиции и резко направленный против Зубатова. "Записка генерала Новицко­го" в статье Новицкого "Из мира мерзости и запустения" в журн. "Социалист-революционер" № 2, Париж, 1910.

[16] Бухбиндер. "О зубатовщине", сс. 289-294 и его же "Неза­висимая еврейская рабочая партия", сс. 218-219.

[17] Бухбиндер. "О зубатовщине", сс. 296-301.

[18] Бухбиндер. "Независимая еврейская рабочая партия", с. 221.19.   Заславский. Цит. соч., сс. 62—63.

[19]

[20] Бухбиндер. "О зубатовщине", сс. 260-262.

[21] Бухбиндер. Там же, сс. 257-259. Эта цитата показывает нам как были необоснованны доводы Министерства финансов, а также фабрично-заводских инспекторов, которые обвиняли Зубатова в том, что он против правовой системы и подрывает своей деятель­ностью принципы законности.

[22] Там же, сс. 255-266.

[23] Вовчик. "Политика царизма по рабочему вопросу в предре­волюционный период". Львов, 1964.

[24] "Из переписки охранников". Письма Ратаева Зубатову. "Го­лос минувшего" №1, Москва, 1922, с 54.

[25] Бухбиндер. "О зубатовщине", сс. 303-305.

[26] Бухбиндер.   "О   зубатовщине";   Ельницкий.  "История ра­бочего движения", с. 201 и Пионтковский. "Новое о зубатовщине". "Красный архив", № 1, 1922, с. 69.

[27] Из отчета заместителя главного прокурора одесской судеб­ной палаты В. Никулина. См. Бухбиндер. "Независимая еврейская рабочая партия", сс. 281-283.

[28] И. Сетницкий. "Материалы по истории профессионального движения в России", т. З.М., 1925, с. 249.

[29] Бухбиндер. "Зубатовщина и рабочее движение в России". сс. 33-34; и его же "К истории зубатовщины", сс. 89-91.

[30] Зубатов был очень высокого мнения о способностях Шаевича. В одном из докладов в Департамент полиции он пишет о Шаевиче как об очень энергичном и разумном человеке. См. Бухбиндер. "Зубатов и рабочее движение", с. 34.

[31] Полный текст этой брошюры см.: Бухбиндер. "Зубатовщи­на". "Красная летопись" №4,1922, сс. 306-311.

[32] Сетницкий. Цит. соч., сс. 251-254.

[33] Бухбиндер. "Независимая    еврейская    рабочая партия", сс. 229-230.

История профсоюзов, 2016 г.